— И за какие такие грехи? — поинтересовался Ладонин.
— А воды попить можно? — пискнул Страус.
Старшина молча показал рукой на приютившийся в углу кулер.
— Нам тоже набери, — подал голос Гарик.
Юрик, с интересом вертевший головой, разглядывая стенды с какими–то документами и плакаты (пластиковые, не голографические!) с разнообразным вооружением, кивнул, поддерживая просьбу.
Вздохнув, я с неохотой поведала историю собственной глупости. Ничем иным это быть не могло. Вояки слушали с любопытством, но без особого сочувствия, скорее — с весёлым изумлением. Было видно, что подобные дрязги казались им чем–то мелкими и незначительным, и они пытались понять — как можно переживать из–за подобной чепухи? Пока я рассказывала, вернулся и прапорщик. Молча смерил нас заинтересованным взглядом, и уселся за свой стол.
— То есть ты у нас не только актёр второго плана, а ещё и мошенник, — хмыкнул по завершению рассказа Пилюлькин и похлопал по плечу приунывшего Николаича.
— Я попрошу без оскорблений! — отозвался тот. — Я их вообще впервые вижу.
— А это мы легко проверим, — Бабарика активировал голографический монитор. — У нас камеры по периметру стоят, если ваш склад в зоне видимости — всё записано. Дату и примерное время помните? — обратился он ко мне.
— Да на вчерашний вечер мотайте, — оживился Страус. — Мы там часа три как Папы Карло впахивали.
— Ага, — кивнула я. — Мы к вам раз десять за водой забегали.
— А, так это вы музыканты? — оживился Ладонин. — Нам при пересменке говорили — вы прям напротив ворот склад сняли.
— Вы? — Бабарика развернул изображение так, чтобы видели все присутствующие. На видео был запечатлён момент, когда Чарский сгружал оборудование на руки Гарику и Вите, а Страус подметал порог нашей самодельной метлой.
При виде этой картины Николаич даже стонать забыл.
— О, нифига себе, — присвистнул Ладонин. — Метла у них глядите, козырная какая.
— Ага, шедевр метлостроения, — согласился с ним врач. — Напомни, чтобы я потом чертёж этой конструкции взял — смотровую подметать буду.
— Понятно, — прапорщик выключил проектор и достал планшет. — Оформляем задержание и передаём уже гражданским — пусть сами разбираются. Итак, имеем факт мошенничества и нанесение телесных повреждений…
— А можно без полиции? — осторожно поинтересовался Иван Николаевич.
— Гражданин, — Бабарика буквально пригвоздил его к стене суровым взглядом. — Вы только что на минуточку умирали, завещание составлять собирались — а теперь «без полиции»? Не, я обязан составить протокол и передать дело сотрудникам МВД.
При слове «дело» Витёк угрюмо покосился на Николаича и предложил:
— Раз уж всё равно нанесение телесных повесят, так мож я его дорихтую уже? Чтоб на всю жизнь запомнил, говнюк.
— А как же рука? — хором удивились Пилюлькин и Ладонин.
Что характерно — никаких других возражений от них не последовало. Николаич от такого коварства со стороны служителей закона аж стонать забыл.
— А я ногами его отработаю, — с готовностью ответил Витёк, оглядывая потенциальную жертву с видом забойщика скота на бойне. Николаич побледнел и попытался просочиться сквозь кресло.
— Вы, гражданин, себе уже наработали, так что сидите, и помалкивайте, — осадил его Бабарика. — С вами вообще отдельный разговор…
От дальнейшей речи его отвлёк противный писк наручного комма. Прапорщик покосился на прибор, вздохнул, и вышел из кабинета.
— Здравия желаю, товарищ подполковник… — успели услышать мы до того, как закрылась дверь.
— Ого, — озадачился Ладонин. — Это кого там принесло?
Полминуты спустя в кабинет вошёл ещё один военный — высокий, широкоплечий, в синем мундире с золотыми погонами и целой россыпью непонятных значков на груди.
— Сидите, — махнул он вскинувшимся Пилюлькину и Ладонину. — Ну, гаврики, куда влезли?
Я настолько не ожидала увидеть тут Пашу, что узнала только после того, как услышала знакомый голос. У меня в сознании никак не стыковались образы весёлого раздолбая, носившего какое–то там абстрактное звание, и внушительного человека, перед которым вскакивают с мест все эти вояки. «Чип» и грозный «Товарищ подполковник» казались мне разными личностями.
— В дерьмо, — справившись с удивлением, ёмко охарактеризовала я сложившуюся ситуацию. — Причём из–за моей непроходимой тупости.
Несмотря на самокритичные слова, я не сводила недоброго взгляда с Ивана Николаевича, чтоб ему хорошо жилось, упырю.
— А точнее? — Паша проследил за моим взглядом, оценил состояние жулика и уже сам, без подсказок, перевёл взгляд на Витю.
— Ну, погорячился, — буркнул тот.
— Да, почти на высшую меру, — хмыкнул Бабарика. — Пересечение границы поста, нападение на военнослужащего, находящегося при исполнении.
— Ничё я не нападал! — даже возмутился Зверь. — Он просто не давал этого мудня пиз… — он уловил немой укор в глазах Паши и тут же исправился, — …воспитывать. Я его только отпихнуть хотел!
— Он социально опасен! — вставил Николаич. — Все они!