Альбрехт Дюрер

Свою любовь Дюрер решил выразить в подарке. Подарком этим стала картина. Она вошла в историю искусства под названием «Четыре апостола», хотя на самом деле на ней изображены три апостола и один евангелист. Дюрер написал ее на двух высоких, узких досках. На левой — апостолы Иоанн и Петр, на правой апостол Павел и евангелист Марк. Фигуры написаны в человеческий рост, покажутся величественнее обычных людей. Они заполняют доски почти целиком — так, что фон едва виден. Аксессуары минимальны: ключ в руках Петра, маленькая книга в руках Иоанна, толстый том и меч в руках Павла, свиток в руках Марка — больше ничего. Сдержанно — благородны краски одеяний: светло — красная, светло — зеленая, голубая, серебристо — серая. Полны живой выразительности лица. Каждое столь характерно и своеобразно, что уже первые зрители картины стали называть ее еще и «Четыре темперамента» и пояснять, что Иоанн с его ясным спокойствием — сангвиник, Петр, устало наклонивший голову, — флегматик, Марк с гневным взглядом — холерик, Павел, бросающий недоверчивый косой взгляд из-под бровей, — меланхолик. Мы помним, что учение о темпераментах интересовало Дюрера давно. Может быть, он еще раз выразил свой интерес к нему и в «Четырех апостолах». Но даже тот, кто ничего не знал об этом учении, видел, сколь различны эти четыре человека с их спокойствием, усталостью, гневом, недоверчивостью, как различен ум, который светится в их глазах, как различна воля, которая читается в их лицах. Видел, как твердо они стоят на земле. Вместе они образуют единый образ Человека, полный силы, гордости, достоинства...

Четыре апостола. 1526

Картина изображала одного евангелиста и трех апостолов. Было бы естественно предназначить ее для церкви. Но, уже задумав ее, Дюрер решил — пусть висит не в церкви, а в Зале заседаний городской ратуши. Он хотел, чтобы это был не просто подарок городу, но такой подарок, который заставит задуматься его сограждан. Ему представилось, что силу линии и цвета нужно дополнить силой слова. Под картиной помещена длинная подпись. Дюрер долго ее обдумывал, советовался с друзьями, выбирал вместе с ними подходящие евангельские тексты. А когда нашел их, пригласил знаменитого каллиграфа Нейдёрфера, и тот переписал эти речения прекрасным готическим шрифтом. Дюрер чувствовал, как легко впасть в заблуждения, когда все в мире так сложно и зыбко. Он и сам теперь нередко сомневался в том, что есть истина, и страшился, что за истину будет принята ложь. И он написал, взывая к мирским правителям, так: «В эти опасные времена пусть остерегаются, чтобы не принять за божественное слово человеческие заблуждения».

Дюрер привел в подписи слова Петра и Иоанна, направленные против лжепророков и лжеучителей, слова Павла, гласящие о последних временах, когда наступит засилье людей самолюбивых, сребролюбивых, гордых, надменных, злоречивых, родителям непокорных, недружелюбных, непримирительных, клевещущих, невоздержанных, жестоких, не любящих добра, предающих, наглых, напыщенных, более сластолюбивых, нежели боголюбивых. И наконец, процитировал слова Марка: «Остерегайтесь книжников, любящих ходить в длинных одеждах и принимать приветствия в народных собраниях и сидеть впереди в синагогах и возлежать на первом месте на пиршествах. Сии поядающие дома вдов и долго молящиеся, примут тягчайшее осуждение»[45].

Для подарка это звучало достаточно назидательно и грозно. Когда картина была закончена, тщательно покрыта лаком, просохла, когда ее посмотрели и одобрили близкие друзья, Дюрер принялся сочинять письмо Совету достохвального города Нюрнберга. Он долго бился над ним, подбирая достойные выражения. На сей раз он не стал вспоминать обиды, а нашел такие слова: «...написав в недавнее время картину, в которую я вложил больше старания, чем в какую-нибудь другую живопись, я не считаю никого более достойным сохранить ее на память, нежели Вашу мудрость»[46]

И все-таки, прежде чем послать картину с этим письмом в ратушу, Дюрер заколебался. А вдруг его дар не будет принят или, принятый, не будет вывешен. Он осведомился через друзей, вхожих в Совет. Ответили ему не сразу. Совет долго обсуждал, как отнестись к подарку, заключающему в себе нравоучение. Наконец решили: картину принять, но, чтобы не оказаться в долгу перед художником, вознаградить его за труд. Приличной, но отнюдь не слишком большой, суммой. Художника заверили: картина будет принята с благодарностью. Ее смогут увидеть все нюрнбержцы. Предусмотреть, что спустя некоторое время части обеих досок, на которой помещался любовно выбранный и искусно написанный текст, будут отпилены, господа советники, конечно, не могли. Превратности времени, в результате которых поучения апостолов и евангелиста показались чересчур дерзкими!