Альбрехт Дюрер

Альбрехт Дюрер-старший понимал, что уготовил своему сыну нелегкий путь. Но лучшего пути он не ведал. Этот путь некогда избрал его собственный отец. Дело сына и внука идти по нему, сохраняя и умножая скромную славу достойного имени, прибавляя новые крупицы к золотому кладу прежнего опыта. Пусть он упорно совершенствуется в том мастерство, которое не зря называют также и художеством.

В 1484 году Альбрехт Дюрер-младший был еще мальчиком. Он перестал ходить в школу, где учился несколько лет. Он ученик в мастерской отца. Привыкает. Хотя поначалу было очень трудно. По всему переулку Кузнецов с утра раздается перестук молотков, сипло вздыхают раздуваемые мехи, скрежещут напильники, негромко и печально поют подмастерья. Пахнет горящим углем, металлической окалиной, кислотой.

Альбрехт Дюрер-младший оторвался от своего урока. Велено было натолочь угольный порошок. Он задумался. Задумался глубоко, так что отступили, пропали все привычные звуки и запахи. Он сидел подле окна. Круглые стекла в свинцовой раме были такими толстыми, что казались зеленоватыми. Свет, проходивший через них, освещал мастерскую ровно, но не сильно, почти без теней. Рядом с окном висело маленькое тусклое зеркало. Мальчик пристально, не отводя глаз, смотрел в него. Потом взял в руки серебряный карандаш. Дотронулся карандашом до бумаги. На бумагу лег мягкий серо — серебряный штрих. Прикосновение карандаша к бумаге он ощутил кончиками пальцев, всей рукой. Оно пронизало все тело, отдалось в сердце острой радостью...

Были работы в мастерской, которые оставляли его равнодушным, другие он делал с охотой. Но ни одна из них даже отдаленно не вызывала такого чувства, как прикосновение карандаша к бумаге. Объяснить это чувство словами он не смог бы, но вырваться из его плена тоже был не в силах. Он знал: отец может рассердиться, но не возвращался к своему уроку. Он рисовал. Рисовал себя.

...На прямоугольном листе плотной шершавой бумаги мальчик изобразил себя вполоборота. Когда смотришь на этот автопортрет, чувствуешь, что он нарисован рукой, которая не первый раз взяла карандаш. Рисунок выполнен почти без поправок, сразу и смело. Лицо на портрете серьезное, сосредоточенное. Мягкостью черт оно напоминает отца. Облик совсем юный, пожалуй, мальчику не дашь тринадцати лет. У него по-детски пухлые губы, плавно очерченные щеки, но не по-детски пристальные глаза. Во взгляде есть некая странность: кажется, что он обращен внутрь самого себя. Шелковистые вьющиеся волосы закрывают лоб и уши, падают на плечи. На голове плотная шапочка. Мальчик одет в простую куртку. Из широкого рукава высунута рука — хрупкое запястье, длинные тонкие пальцы. По ним не видно, что эта рука уже привыкла держать клещи, напильник, молоток, штихель.

Мальчик не задумывался над тем, что взялся нарисовать автопортрет — необычная задача для того времени. Он не ждал, что будет легко, но и не страшился, что будет трудно. То, что он делал, было для него необходимо и естественно. Как дыхание. Это он почувствовал, когда попробовал рисовать впервые, и сохранил это ощущение на всю жизнь. Он работал серебряным карандашом. Спрессованная палочка серебряного порошка ложится на бумагу мягким штрихом. Но штрих нельзя ни стереть, ни поправить — рука художника должна быть твердой. Может быть, недетская серьезность и сосредоточенность в лице — от трудности почти непосильной задачи. Альбрехт Дюрер-младший справился с ней удивительно.

Иногда говорят, что автопортрет этот — робкая, ученическая работа, лепка складок одежды, например, еще не свободна. Быть может, это так. Но как внутренне независим юный художник! Он не ощущает никаких преград между собой и задачей, которую сам себе поставил. Он хотел быть как можно вернее тому, каким видит себя. Легко сказать, как можно вернее. Это целая программа. Юный человек, подросток, почти ребенок на этом автопортрете интересен нам. Даже если мы не знаем, что он — будущий великий художник. Хочется понять, о чем он думает, когда вглядывается в себя.

Несколько десятилетий спустя детский рисунок попался на глаза мастеру. Он не рассмеялся над ним, как над незрелым опытом, а надписал в верхнем правом углу: «Это я сам нарисовал себя в зеркале в 1484 году, когда я был еще ребенком. Альбрехт Дюpep». В этих словах — нежность взрослого к собственному, давно отшумевшему детству, уважение мастера к одному из своих первых опытов.