Альбус Дамблдор - девочка-волшебница (СИ)

Гюльды висела на спинке кресла, похоже успев еще ночью и наблевать на него. Палочка Айлин торчала из ее задницы, словно флагшток. Айлин вспомнила, что там было и застонала от стыда, а мгновение спустя еще и от боли в раскалывающейся голове. Она перегнула Гюльды через спинку кресла и трахала ее, совала палочку в зад и создавала там воду, а также посылала импульсы магии, от которых Гюльды вздрагивала и дергалась в экстазе, а потом вырубилась и уснула.

Айлин вытащила палочку и брезгливо обтерла ее о кресло.

— Поверить не могу, – простонала она, закрывая лицо рукой.

— Да уж поверь, похмелье не шутки, – простонала откуда-то снизу Икана.

То-то она так лихо вчера пила, значит был опыт, подумала Айлин и сжала ладонями раскалывающуюся голову. Заветы Небесного Отца учили сохранять всегда голову ясной, но напрямую не запрещали что-то конкретное, чем обычно и пользовались для обхода. Разумеется, подобное порицалось в обществе, поэтому на людях не пили и не курили дурманящие травы (только кальяны с бодрящим дымом), но все втайне держали дома и то, и другое.

В эти мгновения Айлин, вчера так радовавшаяся нарушению заветов Отца, была готова признать их разумными.

— Хде наш пле..., – Айлин остановилась и наколдовала себе воды. – Пленник?

Заид отсутствовал, словно и не было. Сбежал?

— Никогда не буду больше пить! – простонала Айлин.

От воды боль вроде бы и ушла, но тут же вернулась.

— Я тоже так клялась, – сообщила Икана, поднимаясь.

Тела их уже превратились обратно, но у Айлин все равно вдруг запылали уши от воспоминаний, как она и Икана пытались поиметь друг друга одновременно. Анатомически не вышло и они улеглись на пол, заработали ртами и Гюльды с Тафти пристроились к ним сзади и... разум Айлин туманился от таких воспоминаний, тело пылало и ломило, то ли от похмелья, то ли от возбуждения.

— Да, страстная вышла ночка, – согласилась Икана, подходя ближе и просто целуя Айлин.

Айлин растерялась на мгновение, затем ответила на поцелуй, ощущая, как ее затвердевшие соски упираются куда-то в тело Иканы. Она права, подумала Айлин, после такой ночи и стесняться друг друга, делать вид, что ничего не было? Наоборот, еще осенило ее, вот это и есть самая правильная любовь, противоестественная только по заветам жестокого Небесного Отца, так и пусть проваливает он со своими заветами.

Айлин еще крепче прижалась и вдруг поняла, что боль перевешивает возбуждение.

— Да, надо подлечиться, – согласилась Икана, отрываясь от нее и тяжело, возбужденно дыша. – И...

Она тоже наколдовала себе воды, выпила залпом и утерла рот.

— Одеться и вспомнить, куда мы дели пленника.

— Его увела леди Ариана, – раздался голос Тафти.

На теле ее виднелись отпечатки пальцев. Икана наколдовала и ей воды, так как у Тафти не выходило.

— Не помню, – честно призналась Айлин.

— Гюльды и Икана как раз имели тебя вдвоем, а ты кричала, что все мужчины – насильники и порывалась отгрызть пленнику все между ног, чтобы он стал женщиной, – охотно сообщила Тафти. – А потом требовала, чтобы мы тебя втроем на всю длину прямо у него на спине и чтобы та сломалась от нагрузки. Наверное леди Ариана услышала эти вопли и поэтому явилась, чтобы увести его. Ты как раз яростно сосала грудь Гюльды, называя ее наставницей и госпожой Арианой и требовала засаживать тебе глубже, так как ты хочешь от нее детей.

Айлин едва не потеряла сознание, опустилась со стоном на пол, опять закрывая пылающее лицо руками.

Все, жизнь была закончена и она мечтала умереть от стыда.

— Стыд – великая вещь, – негромко заметила леди Ариана, сберегая слух Айлин.

Похмелье уже пошло на спад, но голова все еще болела и в желудке, да и ниже его тянуло и болело.

— Разумеется, в тех случаях, когда человек готов приложить усилия, чтобы подобное больше не повторялось. В тех случаях, когда поступает наоборот, маскирует постыдное деяние под героическое или рассказывает, что он был прав с точки зрения законов, традиций, заветов, стыд идет только во вред.

Айлин, не смевшая поднять головы, пробормотала.

— Я поняла, леди Ариана. Я не буду больше пить.

— Это прекрасно, – одобрила та, – но я говорила о другом.

В зале башни воцарилась тишина, нарушаемая шумом ветра и детей за окнами. Судя по их восторженным крикам свежеиспеченные волшебницы демонстрировали свои умения. Да, они накрепко разучили пока что лишь несколько заклинаний, но и этого хватало.

— Я говорила о том, что постыдное деяние насилия над женщинами и сведение их к существам второго сорта, рабыням, фактически оправдывается заветами Небесного Отца и подается, как правильное.

В священных книгах говорилось и о женщинах, о любви к ним, почитании и уважении, но на деле выходило иначе. Матерей почитали, да, но только потому, что за неуважение к ним могло прилететь от отца. Жены и дочери, за которых заступиться было некому, были теми самыми рабынями. Везло тем, кто женился по любви и был способен наслаждаться близостью, благодаря тому, что не стали делать обрезание.

Голова Айлин кружилась, мысли путались, в глазах стояли слезы.

— Вспомни, что было вчера, Айлин, – подсказала леди Ариана.