– Это не из украшений, это из драгоценной мозаики. А где вся мозаика? – спросил Натан.
Бруслов удивился: – Какая мозаика? Они так были.
– Нет, нет. Право из мозаики, вот следы от креплений, – сказал скупщик и указал на еле заметные серые метки. Бруслов пожал плечами: – Сколько встанет?
– Это нисколько. Жемчуг быстро портится. 200–300 лет и все. Тут нужно продавать само изделие, в котором они стояли. Вот оно будет, судя по размерам этих жемчужин, весьма дорогим.
Бруслов положил их в коробочку и засунул в карман.
– А вот это? – сказал он и положил брошь в виде полумесяца с леопардом из золота, топазов, рыжих алмазов. Брошь была замечательной. Натан долго всматривался в изгибы камней, в световое преломление и сказал без интереса:
– Эта брошь стоит не более 50 000руб.
– Идет, – ответил Бруслов. Этот парень принимает решение так быстро и необдуманно, что возникает ощущение или он дурак или несказанно богат, – подумал Натан, вынимая пачки ассигнаций. Бруслов сказал:
– Меня не будет недели 2–3, решил поехать в...., тут он осекся, по делам. Приеду, готовься еще к 20 камням.
– Вы Никита Селиванович, как хозяин медной горы, – улыбнулся скупщик. – Будьте покойны, все будет готово. Бруслов вышел. Натан взял брошь. Удивительная вещь! Царская! Тончайшей работы восточных мастеров. – Даже не торговался, – хмыкнул Натан. Он вышел на улицу, перешел через дорогу. Зашел к арабу Сулейману, купцу свечами и керосином.
– Сулейман, хочу сделать тебе маленький подарок, – начал Натан, поздоровавшись, – Смотри, – сказал он и положил брошь на край стола. Сулейман взял брошь в руки и повернул ее к огню. Глаза его заблестели.
– Сколько ты хочешь за эту брошь? – спросил араб.
– 150 000рублей, – ответил Натан.
– Это дорого,– отрезал араб.
– Ну, это ничего. То, что дорого одному, по карману другому. Тогда предложу Мурзе, – сказал Натан и взял брошь. В его руку вцепился араб:
– Кто купит, Мурза? Да он нищий. Не каждый день барашка кушает. Ладно, давай 100 000руб.
– Вот приятно иметь дело с арабами, торгуются, уступают, наседают. Искусство! Натан сделал паузу, улыбнулся, поглядел на Сулеймана: – Как тебе не совестно? Мы соседи, с детства и ты хочешь меня обмануть. Сулейман брошь только для тебя 150 000рублей, если нет, завтра эта брошь будет на тюрбане любимого сына Мурзы, и никто не сможет укорить меня в том, что я не хотел чтобы ты слыл самым богатым и успешным арабом в нашем квартале.
– 125 000 рублей, – сказал Сулейман – и цистерна керосина. Натан задумался – цистерну керосина если продать всю оптом, то это станет 10–12000рублей. А если продать ее по лавкам Московского раввината, то выйдет 20–30 000рублей. А если дать помощнику раввина Исааку 5000рублей, то можно получить все 50 000. Итого 125 000+50 000= 175 000рублей.
– Мороки много с керосином твоим. Я в нем ничего не понимаю. Давай так, ты мне разливаешь цистерну в бутылки по 5 литров в свою тару. И тогда по рукам.
– Идет, – радостно сказал Сулейман.
– Ох, и хитрый ты Сулейман! Не зря араб. Не могу я с вами торговаться. Вы созданы для торговли.
– А Вы? – спросил Сулейман.
– Мы, евреи, для маленького семейного дела. Мой отец мне говорил …. никогда не пытайся торговаться с мусульманами, они умные и хитрые. Так и вышло! Забирай брошь Сулейман.
Натан пересчитал деньги. Керосин равными долями договорились поставить в течение 10 дней. Натан вернулся к себе, налил воды, посмотрел в окно, как по улице гулял старший сын Сулеймана, и на его тюрбане сияла брошь. И весь квартал видел кто самый богатый торговец. Но квартал не ведал, что действительно самый богатый торговец пил воду и смотрел в окно, как по улице гулял сын Сулеймана.
12
Через два дня Лев Петрович ждал комиссию из министерства. Сама комиссия была делом нервным и ответственным, а тут сам 1–й заместитель министра генерал–майор Рванцев должен был быть. Поэтому Одинцов несколько дней был занят подготовкой отчетности к предстоящей проверке. Приезд Рванцева не значил ничего доброго ни для ведомства, ни для самого Одинцова. Генерал–майор был известен как предтеча перемен в кадровом составе. Где бы он ни появлялся до этого, проверка происходила со скандалом и выводами в отставку многих достойных и весьма компетентных людей.