– Сбежал Ваш Федоров. Уже два месяца как исчез, сразу после сдачи объекта. Сбежал, так как затрусил, что возьмут его за жабры. А Вы Лев Петрович думали, что такой важной рыбе как Вы ничего не станет за это. Вас–то не тронут за все былые заслуги. Думали, как старый сом оборвете леску и скроетесь в тине под корягой. А мы Вас неводом – да на свет божий – судить будем Вас.
– Но я действительно не знал,– растерянно сказал Одинцов.
– Это Вы на суде расскажете, господину обвинителю. И не смотрите на меня так! Вы либо вор, либо халатный чиновник – что не умаляет Вашу вину.
Рванцев торжествовал. Он ходил по комнате широкими шагами. Он продолжал говорить что–то о долге, патриотизме, распущенности и воровстве. Льву Петровичу никогда не взявшему ни одного подношения или взятки стало дурно. Он облокотился о спинку стула.
– Воды, – попросил он. Испарина покрыла его лицо. Рванцев видя, что Одинцову не по себе, сказал:
–Нужно господин генерал иметь смелость признать свои ошибки граничащие с преступлением. Да–с!
– Поверьте, я никогда не взял чужой копейки, – прохрипел Одинцов и полез рукой в карман за платком. Вынимая платок из кармана на пол со звоном, выпала золотая монета и жемчужины. Рванцев подошел к упавшим предметам, взял их по очереди в руки. Ухмыльнулся.
– Не брал значить? А это что, может не жемчуг? – тряся в руке, кричал он. – А это может тоже бутафория и не монета вовсе и не золото совсем, а так похожее что–то? Может это конфета в фольге золоченой? – кричал Рванцев. – Так это легко проверить, – сказав это, он поднес монету к зубам и с силой надкусил ее. Раздался неприятный хруст. Монета упала на пол. Лицо Рванцева исказилось тут же в жуткой гримасе. Он схватился за горло и, синея, упал на ковер, плюя пеной со рта. Через секунду агонии генерал–майор был мертв.
Лев Петрович стоял в оцепенении. В его ушах, еще секунду назад звонко звучали резкие слова генерал–майора, обвиняющие его в преступлении, еще стоял недопитый бокал с мадерой, а на полу в нелепой позе остывало тело самого Рванцева. Одинцов вздрогнул с боем часов. Было, пол–первого ночи. Он подскочил к лежащему генералу, тот был мертв, и кожа его приняла синюшный оттенок. Рядом лежала золотая монета. Одинцов инстинктивно взял монету и собрал жемчужины и положил в карман своего плаща. Плащ повесил в приемной, там же и фуражку. Схватил папку с результатами проверки. Вышел в коридор. Было тихо. Он крадучись прошел в архив и положил папку в отделение особой секретности. Там среди сотен папок, ее не сыскать. Быстро вернулся в кабинет. Набрал номер вахтового дежурного и взволнованным голосом крикнул:
– Ротмистр, срочно врача и полицию. С генерал–майором удар!
Через час прибывшие одновременно врач и следователь главного сыскного управления первопрестольной, констатировали смерть его превосходительства. Доктор по внезапности и определенным признакам предположил, что смерть наступила в результате механической асфиксии аорты привратника, проще говоря тромб закупорил аорту и перекрыл поступление крови в легкие, от этого удушье и синюшность покрова от венозной крови разорвавшей от давления сосуды и вышедшей в подкожный слой. Следователь, Архипов Дмитрий Иванович, долго расспрашивал Одинцова о событиях произошедшего в его кабинете, что могло предшествовать такому повороту событий? Следователь был лет 40 или сорока с небольшим, судя по костюму, был человек не сильно состоятельный, но весьма опрятный т.к. его одежда была чиста и не выдавала признаков обветшания. Он внимательно слушал все, что говорил Одинцов, даже говоря с кем–то по телефону он не отводил взгляд от генерала. Он изучал Льва Петровича, пытался высмотреть в его поведении, реакции, жестах, мимике только ему известные сигналы отличающего преступника от человека не виновного. Однако все ответы Льва Петровича были точны и логичны. Он был крайне взволнован, что было естественно для подчиненного, у которого в кабинете умер руководитель. Изучив остатки вермута в бутылке, следователь сделал вывод, что покойник выпил не так много, и спиртное не могло стать причиной удара. Согласно заведенным правилам был проведен обыск места происшествия и самого Льва Петровича обыскали для порядка. Когда следственные действия были закончены, труп был забран, а кабинет опечатан. Лев Петрович проводил следователя к коляске, тот сказал напоследок, что история скверная, того и жди теперь что генерала вызовут с объяснениями в министерство, а там и выше. Пока не услышат из уст свидетеля, как все произошло, не уймутся. Следователь посоветовал Льву Петровичу набраться терпения. Садясь в коляску, он повернулся к Одинцову и спросил:
– Кстати, а чей это плащ висит в приемной, господин генерал?
Лев Петрович уже было расслабившийся, обмер. Делая задумчивый вид, он пробормотал: