— Я, несомненно, жаловалась на Регайса, но папа, проводивший с ним тогда слишком много времени, организовывая ему всё, полагал, будто девочка, привыкшая к постоянному вниманию, невзлюбила учителя, который отнял у неё большую долю этого блага, — молча признав правоту коллеги, некромантша продолжала, — и хочет настроить отца против него. — Год родитель терпел мои жалобы и даже угрозы — я обещала сбежать из дома, если меня не избавят от «преподавателя». На одном из занятий Регайс совсем распустился и чуть было не надругался надо мной. Я смогла защититься, и папу, разумеется, насторожило, что урок завершился для приятеля расцарапанным лицом, а для дочери — синяками. Он-то решил, будто девочка совсем от рук отбилась. На следующее занятие он зашёл без предупреждения. Вообще первый раз к нам заглянул. Вот и прозрел…
— Лет тебе сколько было? — проронил Томас.
— Пятнадцать, — так же непринуждённо ответила Ада. — Вот думаю, может, продать это воспоминание?
— Всего сразу мы за него не получим, — заметила София.
— А своё ты ни за что продавать не согласишься.
— У вас есть кошмары прошлого, чтобы поделиться? — прозвенел под ухом брюнетки радостный голосок.
Старуха, неслышно подошедшая к компании, была на полторы головы всех ниже. На лице нездорового землистого цвета чернели выпученные круглые глаза и залегали глубокие морщины. Голова держалась на тоненькой шейке. Белоснежно-седые волосы оказались неожиданно густыми и длинными, были заплетены в косу, а та их часть, что волочилась по земле, просто в нескольких местах перевязана. Платье странного покроя поражало новизной и дороговизной: двухслойное. Верхний слой, чёрный, изодран, сквозь прорези алел бархат нижнего. По чёрному корсажу разбегалась красная вышивка, в цвет ей была шнуровка. Теребила старуха чётки из чёрных и красных шариков, ногти окрашены по очереди чёрным и алым.
— Я чувствую, есть, — противное создание порвало верёвку, шарики, сползая с неё, перекатились все в ту ладонь, что коротышка держала снизу.
— Мы не готовы отдавать их, — заявила Теона.
— Решение остаётся за мной, — возразила старуха, тряхнув костлявым пальцем.
Кулак, державший то, что несколько секунд назад было нанизано на толстую нить, разжался. Падая на рыжую плитку пола, шарики рассыпались в чёрно-красную пыль, сразу взметавшуюся в воздух. В ней проступали изображения людей: мистер Мортис и Эвилана, принёсшие страдания Теоне, девушка, демонесса, женщина и мужчина, каждый был знаком только одному человеку из компании.
— Они не станут возражать, если окажутся моим орудиям пыток, — протянула неприятная особа. — Верно, Алия?
Девушка, высокая стройная шатенка, кареглазая, скуластая, с гривой прямых прядей шоколадного оттенка, едва достающих до лопаток, прекратила играться сверкающим кинжалом и уставилась на старуху:
— Ты кто?
— Каждайя, — представилась та. — Прости, но я уже умерла и ты меня не прикончишь.
— Хочешь чего? — ощетинилась воительница с отвратительной славой. — Из-за твоего колдовства у меня мигрень.
— Забыла уже физическую боль? — вспыхнула София.
— Вежливости ты так и не научилась, — усмехнулась Алия Ави, одновременно морщась и хватаясь за голову. — Каджайя, поведай уж, с какой стати мне потребовалось лицезреть тебя в облаках. Красивый закат был, а ты всю гармонию нарушила.
— Хамить духам Риции — дело безрассудное. Или ты соображать сама тоже отвыкла, за тебя всё бедные дети обдумывают? — хмурилась демонолог. — Экзорцистов, способных защитить твою никчёмную душу от призраков, в Отряде Смерти никогда не было.
— Ты просто не застала, — промурлыкала неродная сестра Айрис.
— Довольно, — остановила их старуха. Шарики подпрыгнули и нанизались на верёвку, обернувшуюся вокруг запястья — чётки снова стали целыми. Пыль осела на пол, втянувшись в щели между плитками. — Пройдёмте в мою обитель, — она указала на двухэтажный дом напротив.
У компании не было иного выбора, кроме как подчиниться. Двери распахнулись сами по кивку Каджайи, за ними обнаружился просторный холл. Хозяйка вошла, естественно, первая, а за спиной Ады, вошедшей последней, они захлопнулись, только женщина ступила с улицы в здание. Часть пышной юбки роскошного алого платья осталась зажатой. Пару раз профессорша дёрнулась, потом вынуждена была окрикнуть всех.
Обернулись только друзья. Старуха, миновав зал и поднявшись по невысокой лестнице ступеней из десяти на узкую площадку перед дверью в какое-то помещение, взглядом заставила её отвориться и преспокойно продолжила путь по дому. Аде пришлось сделать рывок сильнее, простившись с изрядным куском подола.