Алеет восток

И как над французским Брестом в сорок третьем. Вперед на полном газу моторов. С тысячи метров открыть огонь, снаряды 30-миллиметровых пушек прошивают тушу бомбардировщика, уже и в фюзеляже пламя, левое крыло целиком горит! С хвостовой установки и верхней башни потянулись было трассы крупнокалиберных пулеметов, но у нас в калибре и дальнобойности преимущество, ну вот, хвостовой стрелок заткнулся, убит! RB-29 поворачивает влево – это что, маневр уклонения? Бесполезно, для такой тяжелой машины. Нет – отлетает горящее крыло, изувеченный самолёт, кувыркаясь, летит к земле! Именно к земле – под нами берег, вполне различимый в темноте, мы в Швеции уже! А парашютов не видели ни одного, может быть, не разглядели ночью, но скорее, никто выпрыгнуть не смог, когда обломки самолета крутило. Нам тут делать нечего – ноги уносим, пусть дипломаты после отписываются!

«Сова» на снижении разгоняется почти до семисот. Кодовое сообщение в эфир – победа! Ответ с земли – радиопривод на посадку. Все действие разыгралось на протяжении каких-нибудь ста пятидесяти километров – дома будем через десять минут!

Что русской фройляйн подарить на память? Вообще, это возмутительная дискриминация: если немецкие фройляйн охотно встречаются с русскими офицерами и даже выходят за них замуж – то обратных случаев пока не отмечено.

Валентин Кунцевич «Скунс».

Китай, переправа через Хуанхэ.

2 сентября 1950 г.

Ну вот, я живой. А враги сдохли. Значит, я хорошо послужил СССР.

В той, прошлой жизни, мне было четыре года, когда Союз распался. Так что советскую жизнь я знаю лишь по рассказам отца – тридцать лет отслужившего в советской оборонке, а затем выброшенного на улицу за ненадобностью, доктор наук – и в сторожа на автостоянке. А мать, прежде не работавшая, все время скандалила и пилила отца, что «ты неудачник, не вписался в рынок, кому сейчас твои газовые турбины нужны, отчего я должна голодать?» Потому я никогда не любил мать, – а вот с отцом мы в лес ходили, на рыбалку, дача у нас была в Мещерском краю, который у Паустовского описан. Отец рассказывал мне, какая была прекрасная страна, которую мы по дури про…ли! А на дворе были проклятые девяностые, когда приходилось считать, хватит ли картошки с дачи дотянуть до весны. В девяносто восьмом отца сбила машина, парковались пьяные мажоры, которых «не нашли». И я уже тогда решил, что не прощу американцев, из-за которых погиб СССР.

Сначала мы ползли по мосту через Хуанхэ. Вернее, под мостом, под настилом, ночью, в темноте – в десятке метров под нами бурлила разлившаяся Желтая река, сорваться и упасть туда, со всем снаряжением, ну может, и не верная смерть, а процентов двадцать-тридцать вероятности, мы все же не пехота, а обученный подводный спецназ, – но это значило, миссию провалить! На том берегу закопалась американская десантура, железнодорожный мост не взорвали, ждали, что к ним экспедиционный корпус прорвется, который наши отрезали, – но мины поставили, только ручку повернуть, и все, нет тут на сотню километров вокруг другой переправы! Их позиции на том берегу, и на мосту, как мы разглядели, боевое охранение, один пост ближе к нашему берегу, и что-то еще у берега того. Мешки с песком, пулеметы и где-то по отделению солдат. И наверняка полевой телефон!

Мы проползли у янки буквально под ногами. Материализовались позади них уже на мосту, как в их голливудском ужастике. Десантура из 82-й, не пехота, у них и выучка и боевой дух были куда выше, – но секунд им не хватило, ведь не бдит никто с пальцем на спуске, когда явной опасности нет? Мордобоя не было – лишь хлопки из бесшумок, по заранее распределенным меж собой целям. Ни выстрелить, ни крикнуть никто не успел. Одного, как должно, живым – по пуле в каждое плечо, ну а дальше для экспресс-допроса, где у них и что заложено на мосту, и чтоб на телефон ответил, если позвонят. Упорный был, сволочь, – не новобранец, матерый сержант, судя по нашивкам, в Европе воевал шесть лет назад. И главное, вякал что-то про «союзников». Суки америкосские, с такими «друзьями», как вы, – никаких врагов не надо!

Раскололи мы его, как иначе? Одна из средних ферм с двух сторон заминирована, чтоб ее с быков сбросить. Подрыв по проводам, никаких радиовзрывателей нет. Для того и выставлено охранение на ближнем конце моста, чтоб наших саперов не пропустить. Есть еще пост почти у самого того берега, там крупнокалиберный пулемет. А больше на мосту никого нет.

Но шли мы все равно с осторожностью, перекатами. Впереди две пары – я, Мазур и еще Кот с Шизом (второй не псих, а раньше в ШИСБр служил, пересекался с нашим Смоленцевым, еще под Ленинградом в сорок втором, а с сорок седьмого у нас в кадрах). Не по путям, боже упаси, а прижимаясь к боковым фермам – одна пара выдвигается, вторая страхует. И синим фонариком с узким сектором видимости взад мигнуть – на пройденный нами участок выдвигаются саперы и группа поддержки. Мост длинный – Хуанхэ тут на километр разлилась!