Алеф

Ренегат ведёт странную игру, в которой всё далеко не так просто, как представляется Стробову.

Интересно, Голем действительно сумел побороть инстинкт самосохранения? Готов ли он был умереть во имя идеи, затевая свой мятеж. И сумеет ли пожертвовать собой, когда придёт время?

— Домой, — говорю я шофёру.

«Бэнтли» мягко трогается с места. Скоро в его окнах появятся тысячи неоновых огней.

Я тушу недокуренную сигару и, запахнувшись в тонкий плащ, задрёмываю на краю сиденья.

Прошлое — одна из самых странных вещей на свете. О нём либо жалеешь, либо радуешься, что его больше не существует.

Всё, что когда-то казалось важным и значительным, теперь представляется мне ничтожным самообманом самолюбия.

Моё сердце лопнуло, словно бутон, переполненный солнечным теплом. Вот, что я чувствовал, когда Мария призналась мне в любви. Но чувство оказалось не достаточно крепким: смерть разлучила нас. Правда, не её, и не моя. Чужая.

Я так и не понял, почему Мария не приняла то, чем я занялся — ведь ей только нужно было закрыть глаза. Никто не заставлял её дотрагиваться до того, что вызывало в ней отвращение. Неужели это так трудно — смириться с чем-то ради любви?

Раньше мне казалось, что, если любишь, то прощаешь всё, но я ошибся. Люди предпочитают требовать. Они хотят распоряжаться твоей судьбой.

Я долго размышлял бессонными ночами, на которые обрекла меня Мария, исчезнув из моей жизни, и понял, что нет счастья, радости и наслаждения иных, чем те, которые мы черпаем в себе самих. Пытаясь отнять это у кого-то другого, мы натыкаемся на замки, запоры и колючую проволоку. Я поступал так, и шрамы на моём сердце не зажили до сих пор. Ромео истекает кровью.

Звоню Глебу, чтобы пригласить его на ужин.

— Когда? — спрашивает он.

— Сегодня часам к семи.

— Олег будет?

— Само собой. Познакомлю вас с Марной.

— Кто это?

— Дочка Шпигеля.

— А что она здесь делает?

— Приехала ко мне.

— Неужели? Ты свёл с ней в Германии тесное знакомство?

— Не слишком тесное.

— Понятно. Значит, она решила довести его до логического завершения.

— Возможно. Самому интересно.

— Ладно, ждите меня.

— Кстати, сегодня ко мне приходил следователь, — говорю я после непродолжительной паузы. — Сказал, что Шпигель, которого я отправил в Австрию, пропал.

— Это как?

— Не долетел. Понятия не имею, что могло случиться. Из-за этого завод остался без присмотра.

— Надо подобрать кого-нибудь из наших.

— Обсудим это в своё время. Я сказал тебе про Шпигеля, чтобы ты не заговаривал о нём с Марной: мне не хочется её расстраивать.

— А она что, не знает?

— Заявление о пропаже подала её мать. Если они не созванивались, то Марна, скорее всего, не в курсе.

— Буду молчать, как рыба.

— Тогда до вечера.

Повесив трубку, отправляюсь в ванную принять душ. Затем бреюсь, одеваюсь и иду к комнате, которую заняла Марна: хочу проверить, как продвигаются её приготовления. Когда утром я сказал девушке, что на ужин придут мои друзья, она дико разволновалась и тут же отправилась по магазинам.

Я стучусь к ней.

— Кто там?

— Алекс.

— Заходи.

Открываю дверь и застаю Марну перед зеркалом. Она в футболке и шортах. Повсюду разбросаны платья, на полу громоздятся разноцветные коробки и пакеты.

— Через два часа будут гости, — говорю я.

— Значит, ещё есть время, — кивает Марна, прикладывая к себе блестящее платье, похожее на змеиную кожу. — Как тебе? Не слишком агрессивно?

— Смотря для чего.

— Думаю, лучше выбрать что-нибудь поскромнее. Никак не могу решить, что надеть.

— Главное, чтобы ты была готова к сроку.

— На этот счёт не волнуйся. Привычки опаздывать не имею. Поможешь выбрать платье?

— Уверен, ты с этим лучше справишься. У меня есть дела до ужина.

— Жаль.

— Увидимся.

Я выхожу, оставив Марну наедине с гардеробом. Возвращаюсь к себе, чтобы позвонить в больницу и узнать о состоянии Евы. Неприятный женский голос сообщает мне, что у «пациентки» изменений не наблюдается, но состояние стабильно. Кома затягивается, и я уже не уверен, что рад тому, что Ева не погибла, а превратилась в безмолвную плоть: если бы она умерла, то через некоторое время могла возродиться, а сколько продлится её теперешнее состояние — неизвестно. Кроме того, я не понимаю, почему она до сих пор не пришла в себя. Может, юзер оставил свою личину или умер? Нет, врачи заметили бы разницу между комой аватара и его неиспользованием.

Я сажусь работать над «Алефом». Временами вспоминается разговор с Големом. Поверил ли он в самом деле, что я не превращу вирус в оружие тотального истребления искусственных интеллектов? Собственно, я могу избавить человечество от киборгов, внеся всего несколько изменений в программу. Но хочет ли человечество избавиться от них? И нужно ли это? Впрочем, меня это не волнует. Если б я и решил убить ИИ, то ради себя, а не людей в целом.