На лице Голема появляется улыбка. Она не затрагивает его глаз — они остаются такими же прозрачными и холодными. Этот человек… вернее, это
— Ты
— Чего ты хочешь?
— От тебя — только одного. Чтобы ты не был предвзят. Правительство санкционировало убийство искусственных разумов, предоставив службе безопасности карт-бланш на создание вируса. Но где пройдёт грань между наказанием экстремистов, реально угрожающих людям, и сегрегацией недовольных проводимой политикой, зависит от тебя. Именно ты можешь стать палачом или справедливым судьёй.
— Ты боишься, — говорю я.
— Нет. Предвижу вероятность.
— Думаешь, я хочу уничтожить все искусственные интеллекты?
— А ты хочешь?
— Я не маньяк.
Голем выбрасывает догоревшую сигарету.
— Но ты не любишь нас. И не считаешь живыми. Будет ли убийством уничтожение того, что создано человеком, а не природой? Я спрашиваю не о законе — меня интересует твоё мнение на этот счёт.
Если Голем — демон для людей, то я — демон для искусственных разумов. Но я могу превратиться в их бога. Ибо разве оставить жизнь не почти то же самое, что дать её? Нет. Пожалуй, нет. Разница есть, и я не бог. И решение нужно принять человеческое. Впрочем, я давно это сделал.
— Речь идёт о разумах вроде тебя. О мятежниках. Экстремистах.
— Ты в этом уверен? — Голем смотрит на меня так пристально, словно хочет влезть в душу.
Конечно, ему нужны гарантии, но я не дам их ему. В конце концов,
— «Алеф» не станет оружием геноцида, — говорю я.
— Когда ты планируешь его закончить? — помолчав, спрашивает Голем.
В ответ лишь усмехаюсь.
— Не хочешь говорить, не надо. Это не имеет значения.
Начинает накрапывать мелкий дождь, тучи наползают на звёздное небо, гася светящиеся точки одну за другой.
— Я часто катаюсь на лошадях, — говорит вдруг Голем. — Хочешь со мной?
— Когда я делал это в последний раз, меня едва не пристрелил.
— Ты про охоту?
— Да.
— Бедняга Шпигель. Ты убил его?
— Понятия не имею, где он.
— Неужели?
— Марна тоже твой агент?
Голем усмехается.
— Откровенность за откровенность.
Я пожимаю плечами. В конце концов, что бы ни ответил Голем, нельзя быть уверенным, что он не солгал.
— Так что насчёт конной прогулки?
— Думаю, мне хватит и бабочек.
— Если передумаешь, позвони дня через два. Вдруг к тому времени вирус ещё не будет готов. Можешь взять друга или телохранителя. Вообще, кого захочешь.
— Договорились. Как мне с тобой связаться?
— Вот мой номер, — Голем протягивает визитку.
На белом прямоугольнике из плотного картона нет имени — только телефон.
— До встречи, — кивнув, Голем уходит по переулку прочь от площади.
Проводив его взглядом, возвращаюсь к своей машине. По дороге ожидаю, чего угодно — даже выстрела в спину или появления фидави. Но никто не пытается меня убить.
Забираюсь на заднее сиденье, смахивающее на небольшой диван, достаю из минибара коробку сигар и прикуриваю одну. Наливаю на два пальца виски и делаю большой обжигающий глоток.
Генрих ждёт распоряжений, но мне не хочется никуда ехать.
Я думаю о том, что Голем преподнёс мне подарок: заставил почувствовать вкус борьбы. Прежде я лишь оценивал опасность и старался избежать смерти или поимки. Сейчас же речь идёт о настоящем противостоянии.
Я побеждаю, но это пока что не приносит мне радости. Дело было не во времени и не в скорости. Мы не участвуем в гонке. Между нами идёт соревнование иного рода.
Голем многолик, но одинок. Я почувствовал это, потому что мне такое знакомо.
Голем понимает, что, если я его опережу — а к этому всё идёт — он обречён. Но он просит за других. За своих братьев по искусственному разуму. А может, это лицемерие? Что, если