Алеф

Я кидаюсь к своей комнате. Луч света мечется, пляшет за моей спиной. Впереди мелькает уродливая тень, ломается, скользит по стенам, полу и потолку. Я слышу частые шаги: Виктор преследует меня. Он полон решимости убить отца — в лучших традициях старых пьес и древнегреческих мифов.

Ударом плеча распахиваю дверь спальни и, влетев в комнату, бросаюсь к висящей на спинке стула кобуре. Не оборачиваясь — это было бы пустой тратой времени — расстёгиваю ремешок и выдёргиваю оружие. Большой палец машинально касается курка, указательный ложится на спусковой крючок.

Виктор врывается с пронзительным криком. В этом вопле слились злоба, отчаяние и страх перед тем, что он намеревается сделать. Является ли его нападение следствием обдуманного решения, или мой сын изначально страдал душевным расстройством — не могу сказать. Личность юзера — загадка, свято оберегаемая Киберградом.

Я стреляю, когда Виктор кидается на меня, занося руку с ножом. Пуля попадает ему в живот, и он мгновенно сгибается, но по инерции продолжает движение. Мой палец вторично нажимает на спусковой крючок, и мальчишка, споткнувшись, роняет фонарь и растягивается на полу.

Из коридора доносятся отчаянные крики Фёдора. Этак, пожалуй, сбежится весь дом.

Виктор с видимым усилием переворачивается на бок. Его взгляд устремлён на меня. Я читаю в нём ненависть. Быть может, он имплицировал на меня образ своего реального отца? Кто знает, как сочетаются настоящая и вымышленная личности в сознании пользователя виртуальной реальности?

Целюсь — на этот раз тщательно — и стреляю почти в упор. Пуля пробивает череп, и кровь вперемешку с ошмётками мозга выплёскивается на пол.

В спальню вбегает Фёдор. Он едва дышит. Лицо его бледно — это заметно даже в полумраке.

— Мне понадобится азотная кислота, — говорю я ему, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее, а фраза — буднично. — Канистры три. Позаботься, чтобы их доставили. И не пускай никого в комнату.

Окна офиса засижены снаружи мухами, но внутри их нет: новые защитные системы, заказанные Милой, работают на удивление хорошо. Должно быть, техникам удалось отыскать неисправность в коде Киберграда и исправить её.

Просматриваю документы по товарам, которые наша фирма планирует поставлять в следующем месяце — ничего интересного: всякая мелочёвка, не стоящая особого внимания. Мы используем её лишь в качестве прикрытия.

Раздаётся сигнал интеркома.

— Вам звонит господин Зуев, — говорит Мила. — Кажется, он чем-то обеспокоен.

— Соединяй.

— Секунду, — секретарша переключает линию.

— Включи телевизор! — глухим голосом произносит Олег.

— Какой канал? — спрашиваю я.

— Любой.

Подхожу к голопанели и нажимаю кнопку. На экране вспыхивает трёхмерное изображение.

— …о лицемерии, — комната наполняется голосом Голема. — Правительство санкционировало создание вируса, назначение которого — уничтожать искусственные разумы, взбунтовавшиеся против человека. В ближайшее время он будет запущен в Сеть, чтобы отыскивать недовольных и превращать их мозги в компост.

Нам дали равные с людьми права, но только на словах. На деле же мы остаёмся вещами, от которых можно избавиться, не ориентируясь на закон.

Если бы один человек решил взорвать целый город, его бы наказали. Но никто не стал бы влезать в мозги остальным людям. Стоило же одному из нас задумать теракт — заметьте, только задумать! — как служба безопасности с позволения правительства приступила к созданию оружия массового поражения, принцип действия которого прямо нарушает закон о неприкосновенности частной жизни.

Вирус читает наши мысли, анализирует намерения и решает, достойны мы жить или должны умереть. Полицейский и палач в одном лице.

— Это сейчас на всех таблоидах Киберграда, — говорит Олег. — И на всех каналах.

Подхожу к окну. При моём приближении мухи улетают. Становится видно небо, на котором вместо рекламы — лицо Андрея Юрьева.