Марк открывает тяжёлую дверь и пропускает меня вперёд. Свет в подъезде испускает единственная лампочка, так что вокруг царит полумрак. Истёртые ступени ведут наверх. Пахнет плесенью и сырой землёй. Очень странное для Киберграда место.
— Такое впечатление, будто здесь никто не живёт, — замечаю я.
— Дом продали под снос. Скоро на его месте построят деловой центр.
Мы медленно поднимаемся, стараясь не споткнуться. Перед чердачной дверью Марк останавливается и достаёт ключи.
— Я иногда здесь бываю, — говорит он, отпирая замок. — Обычно, когда становится грустно.
Мы заходим, и он накидывает с внутренней стороны крючок.
— А где бабочки? — спрашиваю я, оглядываясь по сторонам.
Вместо ответа Марк подходит к свисающей с потолка массивной люстре и, засунув руку под абажур, поворачивает лампочку. Тотчас вспыхивает яркий свет, и несколько десятков насекомых срывается со стен, потолка и оконных стёкол. Бабочки и мотыльки мечутся по комнате, ослеплённые внезапной иллюминацией. Ничего не видя, они задевают моё лицо хрупкими крыльями, сталкиваются и падают на пол.
Я щурюсь, прикрыв глаза ладонью.
— Специально иногда оставляю здесь свет, чтобы они собирались, — говорит Марк, наблюдая за порхающими насекомыми. — Жаль только, что некоторые садятся прямо на лампу.
— Почему? — спрашиваю я, зачарованный зрелищем носящихся в воздухе тел.
— Они сгорают.
— А, ну да, — глаза постепенно привыкают к свету, и становится ясно, что он не такой уж и яркий. — Так вы заманиваете сюда бабочек, чтобы наблюдать за ними?
— Это очень успокаивает, — Марк подходит к окну и, подняв шпингалет, распахивает створки.
Свежий ночной воздух, напитанный недавним дождём, врывается в комнату, вызывая среди бабочек новое волнение. Десяток насекомых вылетает в темноту и растворяется в ней.
— Я исполнил своё обещание? — спрашивает Марк, оборачиваясь.
— Насчёт бабочек — да, — отвечаю я, садясь на подоконник.
— Не беспокойтесь о Големе. Он ещё не скоро узнает про гибель девушки. Хотите сигарету? — Марк протягивает мне изящный золотой портсигар.
— Нет, спасибо.
— Как угодно.
Проводник втыкает между губами сигарету, щёлкает зажигалкой и глубоко затягивается.
— Звёзды, — говорит он, указывая за окно, — это души умерших. Они смотрят на нас — на тех, кто ещё не успел присоединиться к ним. В такие ночи древние приносили богам кровавые жертвы. Теперь это считается варварством.
— В наше время религия вообще не популярна.
— Как сказать. Для кого-то она — настоящее спасение. Смотрите, что он сделал с мухами, — Марк показывает в угол комнаты. — Теперь они вряд ли когда-нибудь зажужжат.
В темноте я замечаю небольшую пыльную паутину с пойманными в неё насекомыми.
— Чем не алтарь? — спрашивает Марк.
— Паук не поклоняется богам.
— Конечно, поклоняется. Каждым своим движением он утверждает миропорядок, установленный ими.
— Как и мы.
— Само собой.
— Но в любом случае, паук делает это неосознанно, потому что не верит в богов.
— А вы?
Марк смотрит на меня секунд пять. Не дождавшись ответа, он проходит на середину комнаты и, поплевав на пальцы, поворачивает лампу.
Свет гаснет. Я не вижу ничего, кроме оранжевого огонька тлеющей сигареты. Зато слышу шелест порхающих вокруг крыльев.
— Идёмте, — говорит Марк, направляясь к двери. — Теперь пора.
Город освещён миллионами острых звёзд, электрических фонарей, окон, вывесок и автомобильных фар.
В чёрно-синем небе молочными пузырями проплывают рекламные таблоиды. На улицах полно людей. Большинство выглядят нарядно, даже слишком. Жители Киберграда спешат получить удовольствие, насладиться жизнью — сделать то, что не успели в течение дня.
Машины, уставив в темноту напряжённые глаза, с утробным гудением пролетают мимо, похожие на возвращающихся в улей пчёл.
Мы давно покинули Площадь Семи Консулов и идём мимо похожих друг на друга типовых домов одного из новых районов Кибергарада. Здесь растут эвкалипты, липы и кипарисы, а также экзотические деревья, названия которых мне не известны. В виртуальности нет нужды учитывать климатические условия — значение имеет лишь желание дизайнера.
Пешеходы, идущие навстречу, пялятся на меня: это из-за того, что меня до сих пор покрывает кровь девушки. Надо бы зайти в общественный туалет и помыться, но, как на зло, ни один не попадается.
По мере того как улица сворачивает влево, из-за домов появляются два одинаковых, симметрично расположенных здания, выделяющиеся среди остальных высотой. Подобно пропилеям, они открывают вход в недостроенный туннель, связывающий центральную часть города с периферией, строящейся за чертой индустриальных зон и спальных районов.
Наш путь лежит через тоннель. Мы входим под круглые своды и окунаемся во мрак.
Когда-то предполагалось, что этот гигант соединит два берега, обеспечив пешеходам и транспорту кратчайший путь из одной части города в другую, но денег на завершение строительства не хватило, и проект закрыли. Мало кто рисковал воспользоваться услугами незаконченного «моста».
— Голем на другом берегу?