— Он появляется там, куда мы направляемся, с определённой периодичностью. Из-за моего приступа мы пропустили его первый приход — поэтому пришлось ждать. Здесь самый короткий путь. Если пойдём через тоннель, то успеем вовремя.
Мы шагаем в темноте. В своде есть несколько проломов, а кое-где он попросту не достроен, и через отверстия проникает лунный свет.
Неровный, едва покрытый асфальтом пол, потрескавшийся и мокрый от поднимающейся снизу сырости, позеленевшие потолки и стены, не убранные леса и металлический лом. По всему этому с шорохом и писком бегают крысы. Мы видим сотни этих тварей, не обращающих на нас ни малейшего внимания. Только одна, тёмно-серая и очень крупная, поворачивает в нашу сторону голову и, недовольно дёрнув носом, переводит взгляд на пролом в потолке.
Марк спотыкается, и ему едва удаётся удержать равновесие.
— Это ещё что такое?!
Мы опускаемся на корточки рядом с бесформенной тёмной кучей грязного тряпья, сваленного у стены, и Марк чиркает зажигалкой.
— Бродяга, — констатирует он. — Ну и вонь!
Я поднимаюсь и перешагиваю через вытянутые поперёк дороги ноги. Меня обдаёт запахом кала, пота и мочи. Где-то рядом пронзительно вскрикивает крыса.
— Здесь они его и съедят, — замечает Марк. — Обдерут последнюю прогнившую кожу и обглодают кости. Крысы всегда подчищают баги виртуальности.
— Думаю, это просто бот, — говорю я. — Или брошенная личина.
— В любом случае, раньше здесь этого не было, — отвечает Марк.
— Что может заставить человека стать бродягой в Киберграде?
Мой проводник пожимает плечами.
— Желание провести эксперимент?
Мы идём дальше и спустя полчаса выходим из тоннеля.
Прохладный воздух наполнен гарью.
— Неужели пожар? — Марк с силой втягивает воздух ноздрями. — По-моему, там, — он указывает на север, где небо отливает красным. — Нам по пути.
Мы идём, и запах гари усиливается. Из-за домов показываются чёрные клубы дыма. Они стелятся низко, над самым асфальтом. Заворачиваем за угол, и нас обдаёт волной горячего воздуха.
Горит пятиэтажный дом. Пламя вырывается из нижних окон и лижет стены. Напротив стоят три пожарные машины. Из присоединённых к ним брандспойтов упругими струями бьёт коричневая пена.
— Не подходить! — кричит нам пожарный, дежурящий возле заграждения. — В любой момент всё может рухнуть! — его взгляд останавливается на мне. — О, Боже, вы ранены?!
Я вспоминаю, что после стычки с девушкой покрыт кровью.
— Нет, — говорю я. — Просто… испачкался.
— Да? — в голосе пожарного звучит сомнение.
— Со мной всё в порядке, уверяю.
— Давно горит? — интересуется Марк, наблюдая за происходящим.
— Второй час, — отвечает пожарный. — Огонь пошёл по центру, лестничные пролёты с первого по третий этажи рухнули, подъезды завалило.
— Там есть люди? — спрашиваю я.
— Были. Мы не смогли их снять. Залили в верхние окна пену, но огонь шел по центру, и струя до него не доставала.
— За час они, конечно, поджарились, — говорит Марк.
— Думаю, раньше задохнулись.
— А из-за чего пожар? — спрашивает мой проводник.
Мне кажется, этот разговор нас задерживает, но я не хочу выдавать нетерпение.
— Скорее всего, газ взорвался, — отвечает пожарный, стряхивая с одежды хлопья порхающей вокруг сажи. — Пошла отсюда! — рявкает он на собаку, с ошалелым видом подбежавшую к ограждению.
— Идёмте, — говорит мне Марк.
Мы обходим ограждения и оставляем пожар за спиной. На ближайших улицах — толпы народа. Жильцы соседних домов вышли посмотреть на редкое зрелище. Я даже не помню, чтобы в Киберграде случались пожары. Неужели системный сбой? Или кто-то испытал новый вирус?
— Человек — единственное животное, не боящееся огня и использующее его, — говорит вдруг Марк. — И тем не менее, пожар — враг людям.
— Как и всё, не поддающееся контролю, — отвечаю я.
— Вовсе нет. Разве вы контролируете своё сердцебиение? А развитие плода в утробе?
— Вы правы. Я поторопился с сентенцией.
— Если пожар начинается в лесу, он не так уж плох. Погибают слабые, не способные убежать особи. Но в городе он несёт смерть всем.
— Закон эволюции к людям вообще давно неприменим.
— Неужели?
— Возьмём, для примера, войну.
— Давайте, — кивает Марк. Он выглядит заинтересованным.
— Можно ли считать, что на войне выживают сильнейшие и самые приспособленные особи?
— Разумеется, нет. Здоровые и молодые погибают первыми, а для размножения остаются негодные индивиды, которым удалось отсидеться в тылу. Вы об этом?
— Именно.
— Что ж, вы правы. Да и вообще, введённая ещё в двадцатом веке практика сохранения ненужных и слабых особей дала весьма сомнительные плоды.
— Такова цена толерантности.
Марк пожимает плечами.
— Я практик, — говорит он. — Теории меня раздражают.
— Честно говоря, мне не мешают люди с девиациями. Тем более, я большую часть времени провожу в виртуальности, а здесь…
— Знаю, человек может стать, кем захочет, — перебивает меня Марк. — Но не каждый. Умственно неполноценный не превратится в Киберграде в гения. Даже в среднестатистического человека.
— Но он едва ли повлияет на эволюцию.
— Кто знает.