Алекс & Элиза

Смею заметить, что новость о предстоящей встрече с моим дорогим другом – единственное, что радует меня в эти унылые дни, когда я отделен от моей возлюбленной Элизы не только сотнями миль, но и удручающей перспективой ее предстоящей свадьбы с этим прохвостом, Генри Ливингстоном! Удручающей, пишу я, так, словно речь о проигрыше в карты или неурожае яблок. Правда в том, Джон, что я раздавлен. Настолько, что хотел даже отказаться от назначения генерала Вашингтона на том основании, что мне нельзя доверить жизни семи сотен наших солдат, когда я о собственной пекусь так мало.

Если бы мог выбирать сейчас, я бы не отправлял этих храбрых ребят в бой, а пошел бы сражаться с ними плечом к плечу. Ринулся бы на врагов со штыком наперевес и кромсал, пока не разорвал бы всех, как бешеная собака стаю куропаток, или пока не рухнул бы убитым. Более того, иногда думаю, что лучше бы мне погибнуть в предстоящем сражении, чтобы Элиза не испытывала сожалений о том, что не стала моей женой, и не усугубляла этим трудностей, ждущих ее в непростом, по моему разумению, замужестве. И все же у меня нет права соперничать с ее женихом, ведь я не могу предложить ей ничего достойного, не имея ни знатной семьи, ни состояния. Лоуренс, я с нетерпением жду грядущего сражения…

И все же ему предстояло подождать еще какое-то время.

На протяжении долгой зимы одной из многочисленных обязанностей Алекса были переговоры с Вильгельмом фон Книпхаузеном, генералом в армии германских союзников Англии и временным командующим британских войск, удерживающих Нью-Йорк, об обмене военнопленными. После отплытия Клинтона в Южную Каролину полковник Гамильтон начал переписку с немецким генералом. Обе стороны выражали желание произвести обмен, но за четыре с половиной года военных действий никаких шагов в этом направлении не предпринималось.

Каждая сторона удерживала несколько тысяч пленных, что было обременительно для тюремщиков и мучительно, – а зачастую и смертельно – для узников. Король Георг, в нарушение правил войны, заявил, что с американскими солдатами следует обращаться не как с военнопленными, а как с предателями, и это означало, что они были лишены той защиты, которая полагалась им согласно международным правилам. Бухта Воллабот на побережье Бруклина была битком набита корпусами так называемых тюремных барж – древних посудин, которые настолько прогнили, что уже не могли выходить в море. Условия на борту были чудовищными, и судя по отчетам, тысячи американцев умирали там от голода, болезней или переохлаждения. Пленных британцев содержали в более гуманных условиях, но лишь настолько, насколько позволяли запасы продовольствия. В конце концов, шла война. Было нелегко прокормить даже собственную армию, не говоря уже о семи тысячах вражеских солдат. Избавление от них стало бы огромным облегчением, но этого, безусловно, не могло произойти, пока британцы не согласятся отпустить такое же количество пленных американцев.

Переговоры шли успешно, поскольку генерал фон Книпхаузен был больше, чем генерал Клинтон, заинтересован в том, чтобы избавиться от ответственности за несколько тысяч плененных врагов. Без сомнения, будучи наемником и не имея верноподданнических чувств к Англии, он относился к восстанию более спокойно, нежели генерал Клинтон, которому, судя по всему, было все равно, сколько американских мальчишек погибнет у него на глазах. В связи с приближением весны и возросшей потребностью обеих сторон в солдатах для возобновления боевых действий, фон Книпхаузен предложил организовать личную встречу для ускорения переговоров. Генерал Вашингтон отказался встречаться с ним на основании того, что фон Книпхаузен не соответствует ему по званию, а значит, вести с ним переговоры будет ниже достоинства главнокомандующего.