Алекс и я

Следующим утром я вернулась уже к более бодрому попугаю, и мы вместе полетели в Чикаго. Алекс оставался в ветеринарной клинике еще несколько недель, чтобы быть под наблюдением и набраться сил. Мы также боялись, что могли недостаточно хорошо продезинфицировать лабораторию от аспергиллеза перед моим отъездом в Тусон. Мы не хотели подвергать Алекса повторному риску.

Алекс стал настоящим центром внимания у ветеринаров. Он разговаривал с каждым, кто готов был его слушать. Его клетка была рядом с кабинетом бухгалтера. Бухгалтеру приходилось задерживаться, работая с бухгалтерскими книгами. Алекс спрашивал: «Хочешь орех?» – «Нет, Алекс», – отвечал бухгалтер. Алекс настаивал: «Хочешь кукурузу?» – «Нет, спасибо, Алекс, я не хочу кукурузу». Это продолжалось какое-то время, и бухгалтер пыталась не обращать на Алекса внимания.

Алекс явно дошел до белого каления и спросил раздраженным голосом: «Well, what do you want?» (‘Так что же ты хочешь?’). Бухгалтер рассмеялась и уделила Алексу внимание, которого он требовал.

Таким был мой Алекс.

Глава 6 Друзья Алекса

Сложись ситуация иначе, я с удовольствием осталась бы в Северо-Западном университете. Мне нравился потрясающий студенческий кампус на озере Мичиган. В университете у меня были прекрасные коллеги, близкие друзья и замечательные студенты. Алекс стремительно развивался: он расширял наши представления о границах когнитивных возможностей птиц в той степени, в которой от него этого совершенно не ожидали.

Однако мои желания не имели значения. Руководство университета не знало, как со мной поступить. Мой научный подход находился вне общего господствующего направления в науке. Я была слишком смелой в вопросах, которые ставила. Мои исследования невозможно было классифицировать с научной точки зрения: они не попадали ни в категорию психологии, ни в рамки лингвистики, не являлись они и исследованиями в области антропологии или поведения животных. Мои исследования частично затрагивали каждую из этих научных областей, но не могли быть вписаны полностью ни в одну из них. Я жила в студенческом кампусе уже на протяжении более чем шести лет, не было даже и близко перспективы продления контракта со мной, и мне пришлось уехать. Таковы были правила, и руководство умело им следовать.

Мой брак к этому моменту зашел в тупик. Мои отношения с мужем были долгими, поначалу полными любви, как, в общем-то, и все браки. Но Дэвид не мог понять важности того, чем я занималась. Он не понимал, почему моя работа, которую часто не поддерживали и которая часто оказывалась вызовом, занимает столько же моего времени, сколько и его карьера, столь значимая для него. Я же просто не могла играть второстепенную роль. Было очевидно, что нам лучше расстаться.

Итак, в воскресенье 1990 года, после Дня благодарения, мы с Алексом прибыли в аэропорт Чикаго О’Хара и были готовы зарегистрироваться на рейс компании «Юнайтед Эйрлайнз», чтобы лететь в Тусон, штат Аризона. Я передала агенту на стойке два билета. Светясь улыбкой, она посмотрела на билеты, огляделась вокруг и спросила: «Где же Алекс Пепперберг?» Именно на это имя был приобретен билет для Алекса. Я приподняла переноску, чтобы агент могла увидеть Алекса. Он приветственно засвистел. Агент мгновенно перестала улыбаться. «Попугай! – выпалила она. – Алекс Пепперберг – попугай?» – продолжила она, пренебрежительно акцентируя слово «попугай». «Простите, мы не продаем билеты домашним питомцам», – сказала она с крайним негодованием. «Вообще-то продаете, – ответила я. – Вот документы». Я показала ей кипу документов, большое количество страниц – результат моей долгой работы с бюрократами из «Юнайтед Эйрлайнз». Документы подтверждали, что Алекс был ценным научным кадром (в некотором смысле телезвездой) и поэтому ему нужно было отдельное место. Также у меня были сертификаты об отсутствии у него болезней и разрешение путешествовать в салоне для пассажиров.