Итак, беспрекословно назвать статьи Алехина антисемитскими нельзя. А был ли он сам антисемитом? Если читать его работы, его комментарии к самым разным соревнованиям, то такое впечатление никогда не возникнет. Как можно назвать антисемитом человека, который откровенно признается коллегам-евреям в восхищении? «Я считаю для себя почти невозможным критиковать Ласкера — так велико мое восхищение им как личностью, художником и шахматным писателем. Я могу только установить, что Ласкер в свои 67 лет благодаря своей молодой энергии, воле к победе и невероятно глубокой трактовке вопросов шахматной борьбы остается все тем же Ласкером, если не как практический игрок, то как шахматный мыслитель. Ласкер должен служить примером для всех шахматистов как нынешнего, так и будущего поколений», — так Алехин писал в книге «Ноттингем 1936». С. Флор утверждал, что «Алехин был человек неожиданностей — и в жизни, и на шахматной доске». Флор был хорошо знаком с Алехиным, много с ним общался и знал, о чем говорил. Ведь это именно с Флором делился Алехин своей печалью, передавал с ним письма в СССР, едва ли не по-отечески помогал Флору — как, впрочем, и другим еврейским шахматистам, А. Лилиенталю или А. Денкеру, например — и в то же время мог сказать о Флоре В. М. Петрову: «Выиграй у этого жида!»
Нашсементо в португальском издании «Damiгo de Odemira» опубликовал в 1999 г. воспоминания, где рассказал, что «Алехин говорил о Бернштейне в пренебрежительной форме, называя его „Толстым евреем“. После этого и многого другого, как известно, он был обвинен в антисемитизме». Уже упомянутый выше О. О. Грузенберг в воспоминаниях, написанных до появления пресловутых статей Алехина — Грузенберг умер в 1940 г., — утверждал, что Алехин бывал еще до революции в Петербурге у его дочери, и в те времена кичился якобы своим черносотенством. Опять же довольно странная ситуация: ведь со слов Грузенберга выходит, что молодой человек является к девушке-еврейке, чтобы похвастаться, будто он — антисемит. Но если представить, что Алехин кичился своим черносотенством где-то в другом месте, а до Грузенбергов просто доходили слухи, то опять же непонятно: зачем черносотенец ходит в гости в еврейскую семью?
Справедливости ради нужно вспомнить и другой эпизод, описанный самим Алехиным в тех самых статьях. Речь пойдет об А. Нимцовиче, с которым отношения у Алехина были довольно натянутые. Алехин писал: «Рижский еврей Аарон Нимцович относится скорее к эпохе Капабланки, нежели к эпохе Ласкера. На его инстинктивную антиарийскую шахматную концепцию странным образом — подсознательно и вопреки его воле — влияла славянско-русская наступательная идея (Чигорин!). Я говорю подсознательно, ибо трудно даже представить себе, как он ненавидел нас, русских, нас, славян! Никогда не забуду краткого разговора, который состоялся у меня с ним в конце турнира в Нью-Йорке в 1927 году. На этом турнире я его опередил, а югославский гроссмейстер проф. Видмар уже неоднократно побеждал его в личных встречах. Из-за этого он страшно злился, однако не посмел оскорблять нас непосредственно. Вместо этого он однажды вечером завел разговор на советскую тему, глядя в мою сторону, сказал: „Кто произносит слово `славянин`, тот произносит слово `раб`“[7]
. Я ответил ему на это такой репликой: „Кто произносит слово `еврей`, тому к этому, пожалуй, нечего и добавить!“» «Трудно в это поверить!» — восклицает С. Дудаков в книге «Парадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма в России» по поводу выпада Нимцовича. Но такой аргумент достоин чеховского героя, объяснявшего, почему на солнце не может быть черных пятнушек: «Этого не может быть, потому что не может быть никогда». Но, видимо, в отношениях Алехина с кем-то из еврейских коллег-шахматистов все-таки были «черные пятнушки», вызывавшие, возможно, обиды со стороны шахматного короля. Кстати, тот же Нимцович, зная, что фамилия Алехина пишется и произносится через «е», нарочно произносил не иначе, как через «ё», чем выводил гроссмейстера из себя.Но как бы то ни было: невозможно с полной уверенностью утверждать, что Алехин был убежденным антисемитом. Для этого попросту нет достаточных оснований. Более того, когда после войны началась травля Алехина, за него вступился именно еврей С. Г. Тартаковер. Другой еврей — Б. Вуд, редактор британского журнала «Chess» — также пытался оправдать Алехина. Но если бы Алехин был антисемитом, на чем могло бы основываться хорошее отношение к нему Тартаковера или Вуда? Словом, опять нет никакой определенности, а факты упрямо указывают на то, что Алехин и впрямь был человеком неожиданностей, не придававшим, вероятно, должного внимания вещам для многих существенным.