Александр Благословенный

Затем вспоминают высказанное как-то в молодости Александром пожелание уехать от двора, хотя бы и в Америку, выстраивают цепь случаев, когда речь шла об отказе от наследования трона.

Наконец, приводят разговор Александра I с К. Л. Витбергом осенью 1817 года, намерение передать трон брату Николаю, высказанное после манёвров в Красном Селе летом 1819 года, разговор с Константином Павловичем в Варшаве осенью того же года, когда Александр заявил, что твёрдо «намерен абдикировать», и признание в том же самом Вильгельму Оранскому весной 1825 года.

Таким образом, вырисовывается довольно длинный ряд неоднократных свидетельств разных лиц о намерении Александра I ещё при жизни оставить престол.

Одно из свидетельств, выходящее за рамки 1825 года, не было ещё приведено в этой книге. Речь идёт о дневниковой записи жены Николая I — императрицы Александры Фёдоровны.

15 августа 1826 года, когда Александра Фёдоровна и Николай находились в Москве по случаю их коронации и восшествия на престол, новопомазанная императрица записала: «Наверно, при виде народа я буду думать и о том, как покойный император, говоря нам однажды о своём отречении, сказал: «Как я буду радоваться, когда я увижу вас, проезжающими мимо меня, и я, потерянный в толпе, буду кричать вам «ура!»[267].

Запись подтверждает, что у Александра было намерение, уйдя от власти при жизни, спрятаться среди пятидесяти миллионов своих прежних подданных и со стороны наблюдать за ходом событий.

Сторонники версии об идентичности Александра и Фёдора Кузьмича подвергают сомнению официальное сообщение о его смерти в Таганроге, последовавшей 19 ноября 1825 года, основываясь на противоречиях, неточностях и умолчаниях многих имеющихся на сей счёт документов.

Чтобы не утомлять читателя их длинным перечнем — от дневников и писем сопровождавших Александра в Таганрог лиц до протокола вскрытия и патолого-анатомического исследования, — замечу, что разночтения, многозначительные пробелы и даже уничтожение ряда документов действительно были. Но мне хотелось бы представить на суд читателя всё, что связано с проведением и позицией лейб-хирурга Александра I доктора медицины Дмитрия Климентьевича Тарасова. Он был сыном бедного священника, и только случай сделал его царским лейб-хирургом.

Тарасов находился у постели умирающего Александра пять последних суток — с 14 по 19 ноября 1825 года. В своих воспоминаниях он резко расходится со всеми другими очевидцами смерти Александра, утверждая, что ещё за час до кончины тот был в сознании и умирал спокойным и умиротворённым.

Однако среди подписей в акте о кончине Александра I подписи Тарасова нет.

На следующий день, 20 ноября, в 7 часов вечера всеми присутствовавшими при смерти Александра врачами, а также всеми врачами Таганрога, включая даже младшего лекаря Дмитриевского госпиталя Яковлева, был составлен «протокол вскрытия тела».

Описав всё, что они сочли нужным отразить в протоколе, все врачи подписали документ. Пятой была поставлена подпись: «медико-хирург, надворный советник Тарасов».

Однако Тарасов в своих воспоминаниях указывал, что он протокол не подписывал, а стало быть, подпись эта появилась без его ведома и была подделкой.

Дальше — больше: когда князь Волконский попросил Тарасова бальзамировать тело, тот отказался, мотивируя своё несогласие тем, что всегда испытывал к государю «сыновнее чувство и благоговение».

Затем Тарасов сопровождал гроб Александра I из Таганрога в Петербург, после чего остался служить придворным врачом.

В бытность Д. К. Тарасова в Царском Селе к нему иногда приезжал его племянник — воспитанник Петербургского императорского училища правоведения Иван Трофимович Тарасов, ставший затем профессором Московского университета.

Как он вспоминал потом в своих записках, дядя охотно рассказывал об Александре I, но никогда ни слова не произнёс о его кончине, а как только распространилась весть о старце Фёдоре Кузьмиче, то он стал избегать каких-либо разговоров на эту тему.

И. Т. Тарасов утверждал, что его дядя был глубоко религиозен, но никогда не служил панихид по Александру. И лишь в 1864 году, когда до Петербурга дошла весть о смерти Фёдора Кузьмича, доктор Тарасов стал служить панихиды, однако делал это тайно.

Его племянник узнал об этом не от дяди, а от его кучера. Кроме того, он узнал, что эти панихиды доктор Тарасов служил где угодно — в Исаакиевском соборе, в Казанском соборе, в приходских церквах, но никогда — в Петропавловском соборе, где находилась официальная могила Александра I.

Однажды мать профессора И. Т. Тарасова сказала в присутствии тогда уже пожилого доктора Д. К. Тарасова:

— Отчего же император Александр Павлович не мог принять образа Фёдора Кузьмича? Всяко бывает, судьбы Божии неисповедимы...

Доктор Тарасов страшно взволновался, будто эти слова задели его за больное место.

И ещё на одно обстоятельство, касающееся доктора Д. К. Тарасова, обращают внимание сторонники упомянутой версии: он был необычайно богат, имел большой капитал и собственные дома, которых не смог бы нажить самой блестящей медицинской практикой.