Александр Блок

Характеристика цивилизации XIX века поражает своей острой выразительностью; предчувствие наступления новой антигуманистической эпохи и гибели человека «гуманного, общественного и нравственного» – на грани ясновидения. Это новое существо – «человек-животное» и «человек-растение», одаренное «нечеловеческой жестокостью» и стремящееся «жадно жить и действовать», – действительно появилось в наши дни. Но Блок, как пророк, видел то, чего он не мог понять, как философ. Соблазненный ницшеанской религией музыки, он соединил знаком равенства понятия: культура – музыка – стихия – народные массы. Отсюда его парадоксальное утверждение: «варварские массы – носители культуры», отсюда – идеализация нового, антигуманного и антиморального человека, глухого к мелодиям об «истине, добре и красоте». Автор верил, что «человек-животное» будет ницшевским «сверхчеловеком», вагнеровским «артистом». Он не знал, что эта «новая порода» явит миру звериную морду немецкого фашиста.

Ненависть к буржуазной цивилизации с ее «просветительством» и позитивизмом ослепляет Блока. Спасаясь от нее, он бросается вниз головой в «стихию», соблазненный «музыкой» антигуманизма – Ницше и Вагнера[115].

Подготовляя к печати статью «Крушение гуманизма», поэт записывает в «Дневнике» свои мысли об искусстве. Художник, «посетивший мир в его минуты роковые», не имеет права запираться в башне «чистого искусства». «Всякая культура, – пишет он, – научная ли, художественная ли – демонична. Именно чем научнее, чем художественнее, тем демоничнее… Но демонизм есть сила. А сила – это победить слабого, обидеть слабого» (6 января); Эстетизм есть «пустота, веревка на шее». Другая запись: «Рождество. Мы с Терещенко в свое время загипнотизировали друг друга искусством. Если бы так шло дальше, мы ушли бы в этот бездонный колодезь; оно – искусство – увело бы нас туда, заставило бы забраковать не только всего меня, но и всё; и остались бы: три штриха рисунка Микель-Анджело, строка Эсхила и всё: кругом пусто, веревка на шее» (7 января). И третья запись: „Быть вне политики“ (Левинсон). С какой же это стати?.. Нет, мы не можем быть „вне политики“, потому что мы предадим этим музыку… Быть вне политики – тот же гуманизм наизнанку».

В 1919 году Блок переживает тяжелый кризис: в статье «Крушение гуманизма» он прощается с «духом музыки», которым жила его лирика; больше не пишет стихов, больше не чувствует себя художником; окончательно теряет надежду на окончание поэмы «Возмездие». В июле 1919 года он набрасывает предисловие к «Возмездию»: «Так как докончить эту поэму едва ли удастся, я хочу предпослать ей рассказ о том, как поэма родилась…»[116].

В конце января 1920 года скончался отчим Блока, Франц Феликсович Кублицкий-Пиоттух. Блок сам положил его в гроб и один провожал убогие дроги до кладбища. Чтобы избежать выселения и тратить меньше дров на топку, Блоки переселяются на квартиру Александры Андреевны. Комната, где работает поэт, служит спальней и общей столовой. Днем он странствует по своим «учреждениям», а ночью, когда домашние спят, работает над редактированием сочинений Гейне; за этот год он подготовляет к печати первые два тома и пишет большое предисловие к «Путевым картинам» (первой и второй части), к «Мемуарам» и «Английским отрывкам» Гейне. В литературной коллегии «Всемирной литературы» возникли прения по поводу статьи профессора В. Жирмунского «Гейне и романтизм». Во время спора Блок обвинил Гейне в измене иудаизму. Его реплика вызвала страстный и блестящий доклад А.Л. Волынского. В статье «О иудаизме у Гейне» поэт полемизирует с А. Волынским, указывая на неполноту его анализа христианства: А. Волынский различает в христианском учении четыре элемента: иудейский, ханаано-вавилонский, эллинистический и евангельско-пророческий. Блок, верный ученик Вл. Соловьева, обращает внимание докладчика на пятый элемент, «который лежал во главе угла у иенских романтиков, а также у русских символистов на рубеже XIX–XX столетия и который можно назвать платоновским или гностическим». «Волынский, – пишет автор, – не чувствует гигантской и чисто арийской основы христианства: Веданта, Платон, гностики, платоновская традиция в итальянском Возрождении, иенский романтизм 1787–1801 годов и русский символизм на рубеже XX столетия». В этом споре по поводу Гейне столкнулись две противоположных концепции христианства: иудейская – рационалистическая и эллинская – платоновская. На эту вечную борьбу Иерусалима с Афинами постоянно указывал в своих сочинениях покойный философ Лев Шестов. Знаменательно, что Блок включает в эллинско-платоновскую традицию не только свое творчество, но и всю русскую символическую школу.

Параллельно с работой над Гейне Блок подготовляет к печати новое издание Лермонтова (Лермонтов М.Ю. 1814–1841: Избранные сочинения ⁄ Ред., вст. статья и примеч. Александра Блока. Берлин; Петроград: Изд-во З.И. Гржебина, 1920). В комментариях к стихам поэта рассеяно много ценных замечаний.