Во время болезни он почти никого не допускал к себе, кроме жены. Резко обострились его всегдашняя нервность, внезапные перемены настроенья, усилились вспышки раздраженья. Летели на пол, вдребезги разбивались о стенку лекарства. Блока стали вдруг приводить в исступленье вещи. Он в щепы сломал несколько стульев, разбил кочергой стоявший на шкафу бюст Аполлона.
— А я хотел посмотреть, на сколько кусков разлетится эта жирная рожа, — уже успокаиваясь, объяснял он жене свой поступок.
Страшней этой вспышки было по видимости спокойное, аккуратное уничтожение многих записных книжек. Когда допущенный к нему Алянский увидел на одеяле несколько книжек, разодранных надвое, а в стороне — отдельные, вырванные из других страницы, ему показалось, что Блок безумен, хотя тот был спокоен и улыбался.
Жизнь уходила. Блок уже не обменивался с женой словечками, понятными только им двоим, не рисовал смешных картинок. Тщетно Любовь Дмитриевна пыталась вызвать его улыбку.
По ночам его мучили кошмары, он боялся ложиться и проводил время в кресле, перебираясь через ночь по обрывкам сна, как перепрыгивают реку по несущимся в ледоход льдинам. Он очень сильно задыхался и порой кричал от болей в сердце. «…Сейчас у меня ни души, ни тела нет, я болен, как не был никогда еще: жар не прекращается, и все всегда болит…» — писал он К. Чуковскому 26 мая 1921 года.
Делались попытки уговорить его поехать в какой-либо заграничный санаторий. В конце концов он согласился на финский, чтобы быть поближе к России.
Но было уже поздно. В таком состоянии его нельзя было отправлять одного. Надо было ехать и Любови Дмитриевне. Хлопотали о разрешении.
А жизнь уходила. «Земное сердце уставало так много лет, так много дней…»
Приходил и целыми днями дежурил неподалеку (не будет ли в нем какой нужды?) верный друг — Алянский. Пришла и постояла в дверях комнаты, издали прощаясь с Блоком, Дельмас.
Рвалась к сыну мать, отправленная в Лугу, но врачи боялись, что ее расстроенные нервы тяжело подействуют на больного. Она приехала за четыре дня до его смерти. И только жена была при нем, и по ее скупым словам, по заплаканным глазам приходящие гадали о состоянии поэта.
Врачи давно сказали:
— Мы потеряли Блока.
Но все еще на что-то надеялись. И только 7 августа 1921 года надеяться стало не на что.
Лицо мертвого напоминало лицо Дон-Кихота. Комната наполнялась наконец-то допущенными сюда родными, друзьями, знакомыми. И многим приходили на память его гадания о своем конце…
«Свершился дней круговорот». На то же Смоленское кладбище, куда год с лишним назад провожал Блок отчима, несут самого поэта. Его похоронили без речей, под старым кленом. Ему хотелось, чтобы могила была простой и чтобы на ней рос клевер.
На похоронах было много людей и много цветов. Цветы и потом на ней не переводились. Их клали сначала те, кто знал и любил его живым, а потом те, кто горько завидовал им: они видели Блока! Приходили и клали цветы на могилу те не знавшие его друзья, кого Блок предвидел:
ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА
АЛЕКСАНДРА БЛОКА