Александр Блок в воспоминаниях современиков

С осени 1906 года А. А. Блок с женою переехал на

собственную квартиру, на Лахтинскую. Начался «период

театра Комиссаржевской» в его жизни, о котором лучше,

чем я, из знакомых Блока сумеет рассказать М. Л. Гоф­

ман. Личная моя жизнь в ближайшие годы, до конца

1910-го, была наполнена несколько слишком, что способ­

ствовало не отчуждению, но чисто, так сказать, физиче-

* Безделье ( ит. ) .

375

скому отдалению от поэта. Бывал я у него сравнительно

редко. Но все-таки бывал. Приходил и Блок ко мне,

именно приходил, пешком, и в Лесной, в котором я жил

в 1907 году, и на Удельную — в 1908 году.

Состояние духа Блока в ту пору было трагическое.

Он нуждался в утешителе: в человеке, могущем все по­

нять и «отпустить», как исповедник. В человеке, стоя­

щем хотя бы в данный момент выше страстей, не имею­

щем собственных. В этом случае возраст не играет осо­

бой роли. Найденный Блоком человек был значительно

моложе Александра Александровича 15.

«Черный шлейф», у которого провел Блок целый

год 16, не принес ему ни жизненного, ни творческого сча­

стья. «Снежная маска» и «Песня Судьбы» — бессмерт­

ные памятники этого года — все же относятся к слабей­

шим вещам в его творчестве. Будь Блок автором только

этих двух книг, не могло бы быть речи о том исклю­

чительном месте в русской поэзии, которое ему при­

суще.

Из свиданий моих с Блоком в эту пору при­

помню здесь два случая, оба — в дополнение к воспоми­

наниям В. А. Зоргенфрея. <...>

В статье В. А. Зоргенфрея рассказывается, между

прочим, как осенью 1906 года у меня собрались поэты

и предались «неизменным» буримэ 17. Здесь требуется

нотабене. Во-первых, буримэ для поэтов той поры были

занятиями не «неизменными», а исключительными. Еди­

ножды только введено было подобное легкомыслие, и,

каюсь, мною, по молодости лет. А во-вторых, это вовсе

были не «буримэ» (стихи на заданные рифмы), но цеп­

ное стихотворчество. Один начинал (два несрифмованных

стиха), второй заканчивал строфу и задавал новую,

третий видел только начало новой строфы и, не зная

в чем дело, должен был заканчивать ее и все стихо­

творение.

Были присуждены плебисцитом премии за конченные

таким образом вещи, и каждая из премий делилась меж¬

ду всеми тремя участниками в сложении стихотворения;

второму из них, как автору четырех стихов, выдавалась

главная часть премии (бант).

Одно из стихотворений, и именно удостоенное первой

премии, кончал Блок. Главную часть награды получил

поэт А. А. Кондратьев, написавший середину стихотворе­

ния 18. Начинал его М. Л. Гофман. Вот оно:

376

Скользкая жаба-змея с мутно-ласковым взглядом 3,5

В перьях зеленых ко мне приползла, увилась и впилась.

Жабе той стан я обвил, сел с ней под липою рядом,

Выдернул перья в пучок, жаба в любви мне клялась:

«Милый, ты нравишься мне, как попик болотный, ты сладок,

Блока задумчивей ты, голосом — сущий Кузмин!»

Блоку досталось как раз разрешение этих загадок.

Горько он плачет о них. Не может решить их один.

То стихотворение, о котором вспоминает В. А. Зор-

генфрей и в котором Блоку принадлежит середина,

звучало так:

Близятся выборы в Думу;

Граждане, к урнам спешите,

Ловите, ловите коварную пуму,

Ловите, ловите, ловите, ловите.

Где дворники ходят, как лютые тигры,

Где городовые ведут вас в участок,

Где пристав свирепый ведет свои игры,

Разит вас глубоко его глаз ток.

Конец принадлежал не искушенному в стихотворче­

стве Б. С. Мосолову.

Еще в одном стихотворении принял участие Блок как

«зачинатель». Вот оно:

Для исполнения программы

Я заручусь согласьем сил.

А для меня, как модной дамы,

Всякий стих уж будет мил.

Так смотрите, не забудьте,

Напишите что-нибудь!

Оросив слезами грудь,

Музу петь свою принудьте.

Так искусно вышел из затруднения, в завершающем

дистихе, тот же А. Кондратьев.

У меня в памяти сохранились все стихи того вечера,

в писаньи которых приняли участие, кроме названных,

поэты Я. Годин, Б. Дикс, Анат. Попов, А. Вир, П. По­

темкин; затем С. Ауслендер, брат мой, я, еще несколько

гостей; только Вяч. Иванов да Е. П. Иванов отказались.

В. А. Зоргенфрей вспоминает еще о другом, легкомыс­

ленном, но в ином роде, вечере у А. А. Кондратьева.

На этом вечере отличался необыкновенной словоохотли­

востью, с уклоном в сторону «некурящих», некий Б.,

377

выпустивший книжку стихов и, кажется, готовившийся

стать драматургом. Он быстро канул в Лету. От его раз­

вязности и пошлости страшно коробило некоторых из нас.

Во время ужина я предложил хозяину сказать спич.

Но Б. перебил меня. «Слово принадлежит старшему,

чем А. А., поэту, — Пушкину!» — вскричал он и, проци­

тировав:

Поднимем бокалы, содвинем их разом, 6,5

Да здравствуют музы, да здравствует разум! —

протянул свой бокал к А. А. Блоку.

Тот немножечко приподнял свою рюмку, чуть накло­

нил голову, — но чокнуться с г-ном Б. не пожелал.

И многие из нас облегченно вздохнули, так как

А. А. Блок отожествлялся в ту минуту с нашим, как бы

сказать, представителем. Если бы он чокнулся, никто бы

от чоканья с Б. не уклонился, должно быть!

А ведь на Блока было оказано давление авторитетом

не чьим иным, как Пушкина, бессменного, так сказать,

председателя содружества поэтов.

С таким достоинством выйти из затруднительного по­