Александр Дейнека

Когда стало ясно, что у Дейнеки развивается цирроз печени, он отказывался считать себя больным, не хотел лечиться. В мае 1968 года он внезапно потерял сознание и попал в больницу. Там его продержали около двух месяцев: он отказывался принимать лекарства и делать уколы. Все время просил, чтобы его отправили домой. Хотя сил у него уже не было и ходить он не мог. Стояли жаркие летние дни, и Дейнека просил отпустить его из больницы, уверяя, что дома ему станет гораздо лучше. Ему дали соответствующие рекомендации по диете и предупредили, что он сможет прожить десять или двадцать лет, если будет все соблюдать. Если нет — только год. Елена Павловна сразу поняла, что никаких диет он соблюдать не будет. Из больницы отправились на дачу в Переделкино, где все было подготовлено к лечению в домашних условиях. На даче произошло необыкновенное превращение: когда через два дня приехала врач и вошла в калитку, из сада, своей походкой вразвалочку, руки в карманах, вышел Александр Александрович. Врач не поверила своим глазам: «Боже мой! Неужели это вы?» Так отразилась на нем домашняя обстановка. Но это было временное явление.

Соученик по ВХУТЕМАСу и коллега по МИПИДИ Андрей Гончаров пишет в своих воспоминаниях, что последние встречи с Дейнекой ему вспоминать особенно больно. «Дело в том, что его мастерская, в которой он жил, несмотря на то, что у него была и добротная квартира, находилась в доме 25 по улице Горького». Рядом с мастерской Дейнеки на нынешней Тверской была мастерская Николая Пономарева. Мастерская Гончарова находилась на той же площадке девятого этажа, но напротив, на другой стороне. В этой мастерской Гончаров работал главным образом над театральными макетами. «И то ли это был макет для пьесы А. Арбузова „Ночная исповедь“, то ли для балета И. Стравинского „Весна священная“ для Берлинского театра оперы и балета, но я приходил в мастерскую к десяти часам утра. И очень часто я встречал Александра Дейнеку уже совсем пьяного, сидящего на последних ступеньках лестницы, ведущей к нам на девятый этаж. Увидев меня, он говорил: „Андрейка, милый! Зайдем ко мне, я угощу тебя, выпьем вместе!“ Слушать это и видеть его таким опустившимся и раздавленным было более чем тяжело. И ни разу, конечно, я не принял его предложения», — заключает Гончаров, который, конечно, мог бы быть и снисходительнее к своему другу, который в трудные минуты всегда его поддерживал.

Описание последних месяцев жизни Александра Александровича Дейнеки мне довелось слышать не только от самой Елены Павловны, но и делать расшифровку этих печальных воспоминаний для сборника, изданного в Курске в 1999 году. Эти воспоминания записал на пленку художник и скульптор Виктор Губко, который уговорил Елену Павловну поговорить с ним под запись. Мучительная смерть художника казалась незаслуженной и ужасно огорчительной. Всегда преследовало ощущение, что, может быть, смерть не заберет в относительно раннем возрасте такого жизнелюба и профессионала, каким был Дейнека. Но смерть неумолима и сама решает, кого забирать, а кого нет. Силы покидали Дейнеку с каждым днем. Гордый, неприступный, он подпускал к себе только Елену Павловну и любимого шофера Володю. Даже сестре и племяннице разрешил приехать из Курска только в июне, когда уже лежал в больнице.

5 июня 1969 года в залах Академии художеств на Кропоткинской открылась последняя прижизненная выставка Дейнеки. Вместе с сотрудниками академии Елена Павловна делала развеску под руководством самого Александра Александровича, который уже не мог подняться. Накануне вернисажа произошел тяжелый приступ. Врач из приехавшей бригады «скорой помощи» сделал ему укол, и в день открытия он лежал дома в забытьи. После вернисажа домой на Большую Бронную приехали Николай Афанасьевич Пономарев и Виктор Ефимович Цигаль, которые привезли с собой огромную корзину цветов. Но Дейнеке опять стало плохо, и его отвезли в больницу на «скорой».

Словно в утешение ему шлют письмо со своей дачи во Внукове соседи по московскому дому на Тверской — сталинская кинозвезда Любовь Петровна Орлова и ее супруг кинорежиссер Григорий Васильевич Александров. «Дорогой соседушка — любимый большой художник Александр Александрович! Вернувшись в Москву, спешим, горячо приветствовать, поздравить с великолепной выставкой вашего мастерства, с успехом вашего юбилея, с высокими наградами и званиями — с торжеством вашего большого искусства, которое мы любим и ценим! Ваши, Любовь Орлова и Григорий Александров»[250]. Письмо датировано 11 июня 1969 года.