Александр Дюма

И ко всему еще он должен был выслушивать сетования Иды! Ему удалось пристроить ее в Пале-Рояль, но теперь она была на грани увольнения, и он не знал, к кому обратиться, чтобы добыть ей хотя бы самую крошечную роль в спектаклях прославленного театра. Да и Лор Лабе, со своей стороны, несмотря на то, что бывший любовник исправно выплачивал ей небольшое пособие, беспрестанно жаловалась на отсутствие денег и просила Дюма поговорить с Каве, похлопотать за нее в Управлении книготорговли, чтобы ей выдали свидетельство и позволили продавать книги. Благодаря такой предусмотрительности, объясняла она, их маленькому сыну, когда он вырастет, будет обеспечено постоянное и прибыльное занятие. Александр охотно взялся исполнить ее просьбу. Но ему надо было думать и о том, как пополнять собственный карман – для того, чтобы удовлетворять потребности женщин и детей, так или иначе от него зависевших: во-первых, его матери, во-вторых – Лор Лабе и этого маленького разбойника Александра, которому шел девятый год и который уже проявлял и здравый смысл, и темперамент, в-третьих, Белль, которая все прочнее при нем утверждалась и становилась все более требовательной, в-четвертых, Иды, мечтавшей о маловероятной для нее карьере на подмостках, и их дочери, маленькой Мари-Александрины, с няней, которой надо было аккуратно платить… До последнего времени Арель помогал ему выпутаться из затруднений, но сейчас директор театра «Порт-Сен-Мартен» потерпел большие убытки из-за «Сына эмигранта» и ограничился тем, что переживал их общую неудачу.

Александр сумел извлечь урок из своих невзгод. «Итак, я на время отказался от театра», – напишет он. Тем не менее перо он откладывать не собирался, просто-напросто взялся возделывать другое поле. Одновременно с «Путевыми впечатлениями» он написал три новеллы, которые будут помещены в «Revue de Deux Mondes» и понравятся читателям. А главное – он вернулся к своему великому замыслу, труду «Галлия и Франция». Собирая материалы, связанные с развитием страны, – начиная с нашествия германцев и заканчивая столкновениями с Англией в XV веке, – он беззастенчиво списывал целые куски из сочинений профессиональных историков. Его невежество не только не удручало его – напротив, у него лишь разыгрывался ненасытный аппетит, неутолимая жажда знаний. Ему казалось совершенно необходимым объяснить соотечественникам, каким образом разрозненные племена с годами смогли объединиться в народ, как у них появились язык, культура, родина. Он с увлечением прочел «Письма об истории Франции» Огюстена Тьерри, «Исторические этюды» Шатобриана, делал выписки, размышлял, мечтал… На самом деле ему хотелось рассказать французам историю Франции, развлекая их. Разве не так изучил ее он сам – заглядывая то в одно, то в другое сочинение из тех, что считаются скучными?

И еще – он только что пришел к очень важному открытию: оказывается, так приятно быть в каком-то смысле единственным исполнителем своего сочинения вместо того, чтобы раздавать его в виде диалогов толпе актеров. Подменяя его собой, эти актеры, разыгрывающие пьесу, которую он сочинил от начала до конца, крадут у него главную роль, такую значительную роль рассказчика. Он вспомнил, какое радостное возбуждение испытывал, когда вечерами в Арсенале Шарль Нодье просил его рассказать что-нибудь собравшимся гостям. В такие минуты он оставался один перед своими зрителями, как сейчас остался один перед листом бумаги. И тогда, и теперь он предпочитал и предпочитает быть свободным от всяких пут и помех повествователем. Долой театр – и да здравствует книга!

Он настолько резко и полно переменил взгляды, что даже удивлялся тому, как это другие талантливые писатели могут по-прежнему стремиться сочинять для сцены. В том числе и Виктор Гюго. 22 ноября 1832 года состоялась премьера его пьесы «Король забавляется». Александра в зале не было: он хотел обозначить дистанцию между собой и ее автором. Кроме того, их любовницы, соответственно Ида Ферье, подруга Дюма, и Жюльетта Друэ, возлюбленная Гюго, были соперницами по сцене и друг друга люто ненавидели. «В мои отношения с Гюго прокрался некоторый холодок, – признается Дюма, – общие друзья нас почти что поссорили». Между прочим, для Гюго тогда настали не лучшие времена. Спектакль «Король забавляется» был прохладно принят зрителями и на следующий день после премьеры запрещен по решению Тьера. Снова цензура, в ее негнущемся корсете, управляла всеми перьями Франции. Еще один довод в пользу того, чтобы больше не связываться с комедиями или мелодрамами, решил Александр.