Александр Дюма

Впрочем, настоящий театр был теперь не только там, где сияли огни рампы, он был и в городе, и во всей стране, возбужденной удивительной историей герцогини де Берри. 6 ноября, после невероятной и дерзкой вылазки, она была арестована в Нанте генералом Полем Дермонкуром и заключена в крепость Блэ. Роялистские газеты хором возмущались. Маркиз де Дре-Блезе в палате пэров воззвал к правительству, указывая на недопустимость столь жестокого обхождения с матерью графа де Шамбора. Правительство направило двух врачей, с тем чтобы сделать заключение о состоянии здоровья прославленной узницы. Непосредственно затем «Корсар» намекнул на то, что усталость, на которую жаловалась герцогиня, являет собой естественное проявление беременности. Негодующие легитимисты послали совместный вызов редакции этой подлой газетенки, посмевшей посягнуть на репутацию знатной дамы. Республиканские издания («Tribune», «National») вступились за коллег, несправедливо заподозренных во лжи. «Корсар», которого поддержали все левые, продолжал утверждать, что в скором времени в крепости Блэ ожидается счастливое событие. Арман Каррель из газеты «National» тут же получил дюжину вызовов на дуэль от сторонников герцогини. Этот вызов стал спичкой, брошенной в бочку с порохом. Многочисленные либералы откликнулись на вызов, желая сразиться с легитимистами. Александр, несмотря на то что считал всю эту историю попросту смехотворной, заверил Карреля в том, что всей душой на его стороне. И даже отправился к нему, чтобы удостовериться в его фехтовальных умениях и показать ему два-три особых выпада, которыми владел сам. Слишком поздно! Поединок уже состоялся, и противник нанес Каррелю тяжелую рану в пах. Его лечил знаменитый Дюпюитрен. Весь Париж перебывал в прихожей у «мученика», чтобы оставить карточку в знак уважения: Дюма, Беранже, Лафайет, Тьер и даже Шатобриан, который хоть и не разделял взглядов Карреля, однако склонился перед его храбростью. Желая отомстить за несчастного журналиста, его секунданты вызвали на поединок секундантов противника. Это была настоящая битва между равно ожесточенными кланами. Александр, на которого наседали друзья, не мог отказать им в просьбе: если бы он на деле не оказал требуемой поддержки, его справедливо уличили бы в трусости. Да, но кого же ему выбрать среди сторонников герцогини в качестве противника, с кем скрестить шпаги? Он остановил свой выбор на Бошене: преимущество этого чудесного друга, тосковавшего по временам Карла Х, заключалось в том, что он в то время находился в деревне и не мог приехать.

«Дорогой Бошен, – написал ему Дюма, – если ваша партия так же глупа, как и моя, и вынуждает вас драться, прошу вас отдать мне преимущество, и я буду счастлив дать вам доказательство неизменного уважения, раз уж не могу дать доказательство дружбы». Бошен прекрасно понял, в каком затруднительном положении оказался Александр, догадался и о том, как ему не хочется этой дуэли, и предложил, поскольку не мог немедленно вернуться в Париж, отложить на некоторое время исполнение этого долга чести. В общем, оба противника, каждый со своей стороны, испытывали облегчение от того, что им не придется защищать дело, в которое ни тот, ни другой уже не верили.