После низложения Наполеона император Александр представляет собою усталого мученика, колеблющегося между возрастающим влиянием Аракчеева и собственными убеждениями, усвоенными в дни молодости. Среди начинающейся с 1816 года реакции можно еще в первое время проследить присутствие ярких проблесков юношеских увлечений и мечтаний. Свидетельством тому может служить речь, произнесенная в 1818 году государем при открытии польского сейма. Но с 1820 года замечается уже полное исчезновение всех прежних идеалов, к осуществлению которых он некогда стремился с искренним увлечением. К этому душевному настроению присоединяется еще окончательное утомление жизнью (un incurable degont de la vie), признаки которого Меттерних подметил в императоре Александре уже в 1822 году во время конгресса в Вероне.
Входя в ближайший разбор поименованных нами трех разграниченных между собою периодов этого царствования, нужно отметить еще одну своеобразную черту характера императора Александра. Меттерних называет это явление периодичностью воззрений императора (les evolutions periodiques de son esprit). Она повторялась с поразительной последовательностью приблизительно через каждые пять лет его царствования. Действительно, Александр, усваивая себе по вдохновению какую-нибудь идею, немедленно отдавался ей с полным увлечением. На развитие этой идеи требовалось около двух лет: она незаметным образом приобретала в его глазах значение системы. В течение третьего года он оставался верен избранной системе, все более привязывался к ней, слушал с истинным увлечением сторонников ее и в это время становился недоступным никакому влиянию, могущему поколебать справедливость усвоенного им взгляда. На четвертый год его уже начинали тревожить могущие произойти от этого последствия. В пятый же год замечалась неопределенная смесь системы, готовой исчезнуть, с новой идеей, начинавшей зарождаться в его уме. Эта идея обыкновенно составляла диаметральную противоположность покидаемому им воззрению. Затем, усвоив себе новые убеждения, он не сохранял о покинутых идеях другого воспоминания, кроме обязательств, связывавших его с различными представителями прежних воззрений.
Для подтверждения справедливости подобного воззрения на характер императора Александра достаточно остановиться на некоторых выдающихся событиях, ознаменовавших его царствование.
Вступив в 1801 году на престол, Александр выступает на политическое поприще с некоторыми симпатиями к главе французского правительства, первому консулу Бонапарту; но, когда последний сделался пожизненным консулом, отношения к нему Александра сразу изменились; он обращается в его глазах в знаменитейшего тирана всемирной истории. Эти неприязненные чувства Александра продолжают с каждым годом возрастать и превращают его окончательно в ожесточенного врага Наполеона как деспота и завоевателя. Обусловленная этими чувствами политика получает полное развитие в действиях вдохновляемой им коалиции 1805 года. После Аустерлицкого погрома истекает первое пятилетие царствования государя, и подготовляется новая перемена в его воззрениях.
В исходе 1806 года Александр вторично вступает в борьбу с Наполеоном, на этот раз уже единоличную, но Фридландское поражение 1807 года дает новое направление русской политике и вызывает решительный перелом в образе мыслей Александра. Происходит Тильзитское соглашение, и Наполеон делается единственным другом и союзником русского императора. Тем не менее в 1809 году, по окончании войны с Австрией, сочувствие Александра к Наполеону оказывается уже сильно поколебленным, дружба принимает сомнительный характер, и все предвещает новый разрыв с Францией.
С 1810 года отношения между тильзитскими союзниками окончательно расстраиваются; Александр приходит к заключению, что он не может царствовать одновременно с Наполеоном, и в 1812 году разыгрывается воинственная эпопея, заканчивающаяся только в 1815 году окончательным низложением французского императора.
Венский конгресс создает новую политическую обстановку. Александр придумывает Священный Союз, и Россия, сокрушив французскую империю, силою своих же побед становится во главе реакции в Европе. Но в уме Александра еще не померкли совершенно прежние идеалы гуманности и свободомыслия, получившие только оттенок чуждого ему в прежние годы христианского мистицизма. Это настроение государя продолжается с большими или меньшими колебаниями в ту или другую сторону до 1820 года.