Пару месяцев - пока она ищет применение своим талантам -Блоки вместе. Из Александры Андреевны (24 апреля): «У меня вчера обедали Саша, тетя Маня и Люба. Сама пришла. Это редкость и для меня огромная радость. Люба устраивает свою собственную антрепризу, будет играть для рабочих в окрестностях Петербурга. Кузмин-Караваев уезжает опять в действующую армию» - и захочешь добавить, а нечего!
О собственной антрепризе Любови Дмитриевны не знаем и немногого, но уже с начала июня она зачислена в т.н. передвижную труппу все того же Зонова, и Блок хвастается маме: «Люба разговаривала с представителями Путиловского завода. Она попала в хорошее и большое дело». Видятся они, естественно, все реже. Всё больше переписываются. Блок уезжает в Шахматово и остается там до самого октября. Люба: «Сегодня я получила телеграмму от Кузьмина-Караваева о том, что 3-го июля убит его брат, а он сам контужен снарядом в голову... сидит в обозе; надеюсь, что контузия легкая, судя по почерку...». Блок в ответ: «Может быть, приедет Л.А.». Люба просит привезти ей карточки актрис - Дузе, Сары Бернар, Яворской. Блок никак не может найти эти чертовы карточки и: «Я беспокоился, что не оставил тебе денег; дам, воротясь». Люба: «Напиши мне скорее, как ты и как у вас? Я по тебе соскучилась чего-то. Буду рада, когда ты приедешь, хотя я очень, очень рада, что ты так долго живешь в лесочке, и живи там подольше!». И мы в сотый уже раз работаем толмачами: хорошо, Лалака, что помнишь про деньги, но сам ты здесь не нужен. И, заметьте, обоих такой расклад вполне устраивает.
Ничего не меняется и на будущий год.
А в апреле 16-го вдруг поползли слухи о новом призыве. Блоку грозило идти рядовым. Он растерялся. Делился со знакомыми несколько странноватыми опасениями: мол, недолго и заразиться, лежа вповалку, питаясь из общего котла. ведь грязь, условия ужасные. Меж тем Александра Андреевна занимается судьбой «детки» еще с прошлого года. Подключает его сводную сестру Ангелину (у той все дяди - артиллеристы). Возмущается: «Как, оказывается, трудно попасть на курсы прапорщиков! В пехоту пускают лишь до 30 лет, а в артиллерию столько желающих, что нужна протекция. на штабные должности в тылу попадают, только дав взятку». Попутно же: «А я ведь уж и старая, и совсем становлюсь больная. Сегодня вот вышла я погулять, на ногах шатаюсь, голова кружится, а помочь некому. Спасибо, Люб. Алекс. Дельмас встретила. Она меня и подвела».
Вы чувствуете, как всё смешалось в доме Блоков? Но суета не была напрасной, и место поспокойней на этой войне Блоку найдено. Он зачислен табельщиком в 13-ую инженерно-строительную дружину Союза земств и городов, созданного в начале войны либеральными помещиками и промышленниками в помощь фронту. Блок же не просто не был склонен сражаться - он вообще недоумевал, отчего это ему нужно сражаться именно с немцами? С этим едва ли не единственным народом, к которому он был настроен сколько-то дружелюбно. В дневнике: «Судьба моя вполне неопределенна. Я готов на все уже; но мне еще не легко. Одиночество - больше, чем когда-нибудь. Ночью: из комнаты Любы до меня доносится: «Что тебе за охота мучить меня?..» Я иду с надежной, что она - сама с собой обо мне. Оказывается - роль. Безвыходно все для меня. Устал довольно.»
За неделю до отправки он умудряется вырваться на несколько дней в любимое Шахматово, не зная еще, что это последний раз в жизни. Причем, отправляется туда уже в форме -«почти офицерской, с кортиком», в гимнастерке с узкими серебряными погонами, в бриджах и сапогах «тонкого товара».
26 июля Блок уезжает воевать - до узловой станции Лунинец Полесских железных дорог. Провожает его на войну (тыловую, конечно, но все равно же - на войну) Дельмас. Проводив, отправляется в Шахматово навестить слегшую там Александру Андреевну. Привозит ей письмецо от сына. Та парит на крыльях благодарности. И вскоре подписывает одно из писем к Дельмас «Целую Вас крепко. М а м а». Ни больше, ни меньше.
Именно Любовь Александровна, а не Любовь Дмитриевна в эту пору регулярно пишет Блоку и шлет гостинцы. А скучает наш поэт все равно по жене!