Александр и Любовь

Правда, совсем не то, на что рассчитывал бенефициант.

«Газетчики глумились над ним как над спятившим с ума декадентом», - вспоминал о тех неделях К.И.Чуковский. Чтобы составить общее представление о реакции критики на явление нового поэта, вспомним лишь один факт. В некоем уважаемом журнале было помещено преоскорбительного тона объявление - 100 рублей предлагалось всякому из читателей, кто умудрится перевести на общепринятый язык стихотворение Александра Блока «Ты так светла.». Для автора также любезно не делалось исключения.

Принято считать, что эти нападки изощрявшихся друг перед другом бумагомарак поэта ничуть не ранили - он уже верил в свою правду. Тем более, что в вере этой его горячо укрепляли мама, любимая тетушка Марья Александровна и пока еще невеста - Люба.

Плюс стодневной давности лучший друг Боря.

Дружбе этой к тому моменту и впрямь едва стукнуло три месяца. А «додружбы» было и того меньше.

Со стихами Блока Белый познакомился заочно, в конце прошлого года в доме у всё тех же Соловьевых, с сыном которых Сережей был предельно накоротке. А уже в первую неделю 1903-го Саша с Борей наперегонки обменялись первыми письмами. Безо всякого преувеличения - наперегонки: Блок услышал о готовящемся письме Белого к нему и моментально послал свое - на опережение (к слову: это случилось на другой день после визита в дом Менделеевых с предложением себя в качестве жениха).

Эти письма «встретились», скорее всего, где-нибудь в Бологом, каковой факт Белый впоследствии истолковал исключительно как мистическое предназначение. Оба письма были полны взаимных расшаркиваний, клятв и заверений. Блок называл статью Белого «Формы искусства» гениальной, откровением, которого он давно ждал, и призывал его к жизненному подвигу: «На Вас вся надежда». Белый в свой черед венчал Блока царствием на поэзию: «Вы точно рукоположены Лермонтовым, Фетом, Соловьевым, продолжаете их путь, освещаете, вскрываете их мысли». И вообще - поэзия Блока «заслонила» от Белого «почти всю русскую поэзию». Всё: два одиночества встретились. Знаменитая «дружба-вражда» началась.

Странная это была дружба. Потому хотя бы, что невозможно представить себе большее несоответствие человеческих натур. Пушкинские «вода и камень, стихи и проза, лед и пламень» - точно с них писались. Блок - само воплощение сдержанности, умевший при всей своей неслыханной любезности глубокомысленно промолчать в знак согласия. С людьми сходился неохотно, даже туго. Белый же напротив - весь порыв и суета, говорун, непоседа, не способный ни на секунду отрешиться от нервной жестикуляции и обрести неподвижность. Для него первый же встречный становился долгожданной мишенью для общения. Неспроста ведь так хорошо знавшая обоих Гиппиус констатировала: Белого трудно было звать иначе как Борей -назвать же Блока Сашей никому и в голову прийти не могло. В августе в шаферы к невесте Блок приглашал, разумеется, Белого. Считается, что лишь внезапная кончина отца (на деле это оказалось предлогом) не позволила Боре выполнить сию почетную обязанность. Таким образом, первая их встреча отсрочилась еще на полгода, когда в январе 1904-го Блок с молодой женой пожаловал в Москву.

С вокзала - прямиком к Боре. Тот вспоминал, как впервые увидел в передней этого статного молодого человека с молодой нарядной дамой: «Все в нем было хорошего тона.  вид его был визитный; супруга поэта, одетая с чуть подчеркнутой чопорностью.   Александр Александрович с Любовью Дмитриевной составляли прекрасную пару: веселые, молодые, распространяющие запах духов.»

Вряд ли в тот момент он мог хотя бы предположить, сколько сил и страсти положит на то, чтобы попытаться разбить эту «прекрасную пару»...

Год первый

Долгожданный двухнедельный визит Блоков в древнюю столицу был поистине триумфальным.

Исполненные гостеприимства Боря с Сережей сразу же берут молодых в оборот и таскают их по Москве разве что не все 24 часа в сутки. Прогулки по городу и за город бесконечны - Воробьевы горы, Новодевичий монастырь, панихида на могилах всех Соловьевых, нескончаемые визиты, обеды у их знакомых и в «Славянском базаре», хождение на поклон к архиепископу Антонию, в Художественный театр.

Иногда, нагулявшись и валясь с ног, они обедают своей тесной компанией по-домашнему - на Спиридоновке, где молодых Блоков любезно поселили в пустовавшей уютной квартирке одного из хороших друзей - в каких-то двух шагах от Большого Вознесенья. Того самого, где Пушкин подвел к аналою Наталью Николаевну. Чудная пора, чудная компания, чудные обеды. Любовь Дмитриевна с удовольствием вживается в образ хозяйки, разливает «великолепный борщ». Блок бегает в лавочку за пивом и сардинками. Разговоры, веселье, молодость.