Александр I, Мария Павловна, Елизавета Алексеевна: Переписка из трех углов (1804–1826). Дневник [Марии Павловны] 1805–1808 годов

Любезный Константин! я писала Вам позавчера и Граф Салтыков[892], который нас покинул в <нрзб.>, привезет мое письмо, вложенное в то, что я писала Александру. Вчера утром я совершенно спокойно сидела в своей комнате и была занята завтраком, когда Вольцоген вошел с радостным видом и сказал мне: только что прибыл нарочный от Великого Князя; при этих словах я побросала все, что было на столе, бросилась к этому человеку, который передал мне Ваше письмо. Нет, любезный Константин, я не в состоянии выразить радость, которую доставило мне это послание, я не могу это сделать потому, что оно переполнило меня радостью. Да воздаст Вам Господь, любезный Друг, за то добро, которое Вы мне делаете, выражая мне столько дружбы и свидетельствуя о таком ко мне интересе. Если бы Вы знали, какое счастье я испытываю, получая Ваши письма! Вы умеете в полной мере одалживать и очаровывать людей, которые Вас окружают. Любезный Друг, я счастлива, что Вы согласились принять гребень, который я Вам послала, это была весьма большая <нрзб.>, и нужна была вся Ваша дружба, чтобы его принять. Я надеюсь, что он Вам послужит, любезный Константин, сделайте, чтобы так оно и было, Вы этим доставите мне большое удовольствие. Любезный Друг, Вы говорите мне о моем отъезде! Ах, какой это был ужасный момент, и насколько я все еще несчастна! Вы знаете, Константин, что я не подвержена сильфическим припадкам[893], как Вы их называете, но между нами, Братец, я сама не могу постичь, как могла я пережить все это время. Вы даже не можете себе представить, что я выстрадала, или, скорее, именно Вы можете себе это представить, поскольку никто так не любит факты, как Вы. Я была не в состоянии попрощаться с Катрин, меня вынудили ее обмануть, потому что боялись за ее здоровье, я уехала, пока она еще спала, я не испытала даже грустной радости в последний раз ее поцеловать, я прошла мимо ее окон, которые были еще занавешены, и не могу передать, какое впечатление это на меня произвело. Александр стремительно покинул меня после обеда близ <нрзб.>. Никогда, нет, никогда я не забуду то состояние, в котором он находился, ни ту боль, которую это расставание ему причинило. Матушка уехала наутро следующего дня. Признаюсь, что я успокоилась за Нее, лишь когда получила Ее первое письмо, так я боялась, что с Ней от всего этого что-либо случится. И вот наконец, любезный Друг, я уже по то сторону границы нашей Отчизны, вдали от всего, что люблю, на чужой земле, где все меня изумляет и причиняет боль, потому что я чувствую и понимаю, что я не у себя дома. Любезный Друг, Вы говорите мне, что я должна набраться храбрости и доказать, что я Русская. Знайте, что эти слова придают мне силы; да, разумеется, я докажу, что я Русская, только для этого я и живу и еще для того, чтобы вернуться скорее-скорее в страну, которую я обожаю, оставаться вдали от которой я не привыкну никогда. Любезный Друг, я уверена, что Вы разделяете со мной те чувства, которые я испытываю от своего нового положения, ах! сохраняйте этот интерес ко мне, столь необходимый для моего счастья, и помните, Братец, помните Христа ради, что Вы пообещали приехать меня навестить. Любезный Константин, в этом вся моя надежда, не лишайте же меня ее. Я умоляю Вас ради всего святого не отвечать мне из-за Ваших проблем с глазами: я говорила на этот счет с Вашим человеком, который, кажется, один из Ваших фельдъегерей, и он сказал, что всему виной ветер. Только не смейтесь надо мной, прошу Вас, если я предложу Вам лекарство, которое мне очень помогло, и которое состоит в том, что следует добавить немного водки в воду, которой Вы промываете глаза. Спросите у Вашего доктора, можете ли Вы это попробовать, мне это всегда помогало. Любезный Друг, я прибыла сюда вчера вечером по ужасным дорогам, которые делают продвижение вперед безнадежным, Ваш человек Вам о том расскажет. Я прошу прощения, что задержала его так надолго, но он прибыл в тот момент, когда ранним утром я собиралась уже отъезжать, проделав путь от Мемеля до места, где мы находимся, в четырнадцать миль. И я не колеблясь дала ему отдохнуть эту ночь, после такой долгой езды отдых совершенно необходим. Вините же во всем только меня, если найдете, что он слишком надолго задержался. Он передаст Вам, добрый мой Друг, три плюмажа, которые, по правде говоря, прусского происхождения, но меня уверяли, что из них можно сделать один, который будет выглядеть великолепно. В сущности, это лучшее, что я могла здесь найти, их носят здесь значительно ниже, чем в Петербурге, GANZ UND GAR[894]. ТАК ТАК[895] написал мне письмо, которое растрогало меня до слез, Вы не можете себе даже представить, как жалко мне было его в момент моего отъезда, он был весь в слезах. В сущности, он славный и благородный человек. Если у вас есть какие-либо поручения в Лейпциге, прошу Вас, скажите мне, у меня будет надежная оказия доставить Вам все необходимое, Александр приставил ко мне фельдъегеря, который будет меня сопровождать до Веймара. Любезный Друг, мне необходимо сейчас Вас оставить, чтобы углубиться в дюны и все неприятности, и скуку ужасной дороги. Мне надо расстаться с Вами, добрый и любезный Братец. Но это ненадолго, поскольку как только я смогу, я Вам напишу; к тому же Вы мне это позволили, и потому я этим разрешением воспользуюсь. Прощайте, любезный мой Константин, тысяча и тысяча благодарностей за Ваше милое письмо и за то, что Вы прислали мне своего человека, не могу передать Вам удовольствие, которое его прибытие мне доставило. Целую Вас от всего сердца и прошу не забывать меня и всегда любить.