Александр I – старец Федор Кузьмич: Драма и судьба. Записки сентиментального созерцателя

Вскоре Авенир умирает. Иасаф хоронит его с подобающими почестями, созывает старейшин, раздает все свое богатство и просит избрать нового царя, поскольку отныне всеми помыслами стремится «работати Владьще моему истинною». Новоизбранного царя Арахию народ отвергает; Иасаф обещает остаться на троне, сам же в последнюю ночь своего царствования пишет «епистолию» к народу, «како житии християном правостию премногою», и наутро «всех утаивая, из полаты изыде», иными словами, тайно покидает дворец. Как Будда, согласно жизнеописанию. Как Пробужденный истиною евангельской (Будда – от слова «будить»).

Это еще не окончательный уход. Народ, покинутый царем, плачет и рыдает, новоизбранного царя никто не слушает, наступает безвластие, ужасное по своим возможным последствиям. Пятидесятилетний Иасаф вынужден вернуться, чтобы не дать погибнуть своей стране. Сделав все ради ее спасения, утвердив Арахия на царство, он удаляется в пустыню спасать свою душу. На этот раз уже окончательно и бесповоротно.

Такова повесть, отмеченная датой 19 ноября, датой мнимой смерти и ухода в пустынь Александра. Ясно, что он выбрал этот день заранее, выбрал сознательно, оставил нам ключ к загадке. Хочешь – воспользуйся ключом и открой, а не хочешь – спрячь подальше и забудь, якобы нечаянно вырони из рук, потеряй, чтобы потом не найти. Надо сказать, многие охотно теряют.

Что, ключ? Какой ключ? Не было никакого ключа. Просто так совпало, что император умер 19 ноября, а повесть? Да что повесть! Мы в нее, признаться, особо и не вчитывались. Слишком мудреная, да и по-старинному написана – много темного, непонятного!

Но кое-кто пользовался ключиком и даже с хитрецой поигрывал им. К примеру, Андрей Николаевич Муравьев, благочестивый паломник ко Гробу Господню, автор двухтомника «Путешествия по святым местам русским», кандидат в обер-прокуроры Синода, «светский архиерей», как его называли, человек наслышанный, знающий, посвященный в дела церковные и государственные, рассказывает о своем путешествии на Валаам, где в 1819 году побывал император Александр. Рассказывает, как встречали его монахи, водили, знакомили с островом и среди прочих достопримечательностей на малом кладбище показали доску с полустершейся надписью:

На сем месте тело погребено,
В 1371 году земле оно предано,
Магнуса Шведского короля,
Который священное крещение восприя,
При крещении Григорием наречен.
В Швеции он в 1336 году рожден.
В 1360-м на престол возведен,
Великую силу имея и оною ополчен,
Двоекратно на Россию воевал
И о прекращении войны клятву давал;
Но, преступив клятву, паки вооружился,
Тогда в свирепых волнах погрузился,
В Ладожском озере войско его осталось
И вооруженного флота знаков не оказалось;
Сам он на корабельной доске носился,
Три дня и три ночи Богом хранился,
От потопления был избавлен,
Волнами ко брегу сего монастыря управлен;
Иноками взят и в обитель внесен,
Православным крещением просвещен;
Потом вместо царские диадимы
Облечен в монахи, удостоился схимы,
Пожив три дни, здесь скончался,
Быв в короне и схимою увенчался.

Вон как! Ну и судьба у этого Магнуса Шведского! «Был в короне и схимою увенчался»! Правда, перед самой смертью… м-да… Тут же Андрей Николаевич начинает «подробно – очень подробно – слишком подробно», по выражению одного из исследователей, пересказывать житие Варлаама и Иасафа, подаренное ему игуменом: «Тщетно вельможи и народ умоляли его оставаться на престоле. Влекомый жаждою уединения, он избрал им достойного Царя и сам устремился к иным подвигам. Плачущий народ весь день следовал за ним по пути к пустыне, но с солнечным закатом исчез навеки от него Иоасаф. Долго скитаясь по безлюдным местам, открыл он наконец вертеп наставника своего Варлаама, и одною молитвою потекла жизнь обоих, доколе юноша не воздал последнего долга старцу. Одинокий труженик еще многие годы подвизался подле него в пустыне, как некий ангел охраняя пределы своего царства, променяв Индийскую корону на венец нетленный».