Александр I – старец Федор Кузьмич: Драма и судьба. Записки сентиментального созерцателя

Виктор Федоров, не чуждый криминалистике, также провел графологическую экспертизу, подтвердившую идентичность почерков Александра и Феодора Козьмича. Словом, было о чем поговорить нам, мученикам-дилетантам, разгадывающим тайну сибирского старца, но тут я заболел… У меня начался жар, озноб, лихорадка, когда я услышал от Виктора Федорова, что в Томске живет правнучка купца Хромова и у нее хранится рубаха, вязаная шапочка и другие вещи старца Феодора Козьмича, как наследство от прадеда, как семейная реликвия. Она никому не показывает их, даже работникам музея, вернее, им-то, дотошным и назойливым, в первую очередь… Был такой случай: пришли, просили показать, умоляли, но она так и не вынесла, опасаясь (и не без оснований, надо сказать), что ее реликвию отнимут, заберут в музей – и прощай! Поэтому даже в Томске рубаху и шапочку Феодора Козьмича мало кто видел, Виктору Федорову тоже не довелось. Он даже не знает адреса женщины и может дать лишь телефон людей, которые сами тоже не знают, но зато у них есть телефон тех, кто, может быть… а вдруг?!. знает.

Иными словами, выстраивалась цепочка, и мне ничего не оставалось делать, как ухватиться за нее. В гостинице я стал звонить тем, которые не знают, но у которых, может быть, есть. Дозвонился, получил, но оказалось, что это был не телефон, а адрес. Я помчался по этому адресу, но нужных мне людей не застал, и мне дали еще один номер телефона. Я снова стал дозваниваться: то не брали трубку, то линия была занята, о чем возвещали протяжные гудки. Странное дело, думал я, если людей нет дома, то кто же разговаривает по телефону?! Наконец, взяли трубку, ответили, и тут все уперлось в одного человека, который пообещал. Не сам, а через другого человека, так сказать, друга дома. Он там бывал и пользовался таким доверием, что для него выносили. Он даже чувствовал некоторые права и поэтому слегка ревновал к тем, кто мог бы на них посягнуть. К тому же он был начинающий литератор…

Когда я об этом услышал, то понял, что вряд ли… Нет, нет, мы со всей душой… готовы помочь… пойти навстречу… но, знаете ли, вряд ли, потому что это наше, и мы вынуждены оберегать… вбить колышки и навесить заборчик… Вот если бы вы были не литератор, а, допустим, аптекарь или водитель трамвая, тогда пожалуйста… а поскольку вы, как и мы, то уж извините… Вдруг вы все опишете, и нам ничего не останется, а мы тоже хотим!.. Так мне было внушено, и, признаться, я сник и приуныл: неужели придется уехать, не увидев рубаху Феодора Козьмича?! Не увидев, не прикоснувшись, не погладив подушечками пальцев тонкое льняное полотно – ну уж нет! Останусь здесь на зиму, сниму квартиру и буду упрямо рыскать по всему городу, пока не найду и не увижу. Одним словом, я решил и уже хотел было сдавать обратный билет в Москву, купленный за несколько дней до этого, как блеснули на солнце золотые ангельские трубы и надо мною грянула победная песнь…

У меня в руках телефон Евгении Александровны – правнучки Семена Феофановича Хромова! Откуда? Принес ангел – иначе и не объяснишь случившееся. Принес и вложил мне в руку, поэтому не буду вдаваться в подробности, рассказывать, как и через кого: чудо есть чудо… Причем ангел мне на ухо шепнул, меня надоумил: когда будешь звонить, не говори про рубаху… как будто ты о ней ничего и не знаешь, не выдавай себя, не говори, а то спугнешь… Выдумай какой-нибудь предлог, совершенно невинный. Главное, чтобы тебя пригласили в дом, а уж там…

Собравшись с духом, я беру трубку, набираю номер: здравствуйте, я такой-то, приехал из Москвы, собираюсь писать о Феодоре Козьмиче, изучаю материалы, хотел бы показать вам кое-какие фотографии и, если позволите, задать несколько вопросов. О фотографиях я упомянул с расчетом, ведь их по телефону не покажешь. Вот какой я хитрец и пролаза! Мне любезно отвечают: пожалуйста, заходите, будем рады вас видеть. Настолько любезно, что я засомневался, стоило ли мне хитрить и прибегать к уловкам и, может быть, не ангел толкнул на это, а кто-нибудь другой – бесенок с рожками, хвостом и копытцами.

Впрочем, времени для сомнений оставалось немного, и я заспешил на встречу с Евгенией Александровной. Как я понял из ее объяснения, жила она неподалеку от дома Хромова, в таком же старом деревянном домике с забором и калиткой. Я разыскал этот дом, толкнул калитку и увидел у крыльца пожилую невысокую женщину, опрятно одетую, с коротко подстриженными седыми волосами и с тою розоватой окраской лица, которая бывает при полнейшей, чистой седине. Лица простого и доброго, с правильными русскими чертами (такой могла быть сельская учительница или жена священника).