Читаем Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки» полностью

Горбачев снова делает вид, что не слышит. Он подводит итог: перестройка продолжается, и никакой убедительной альтернативы этому курсу мы не видим.

В опубликованных записях, сделанных на этом заседании ПБ, не присутствует фамилия Яковлева. То ли его не было в тот день, то ли отмолчался, не выступал. Но зато «Дети Арбата» весной следующего года увидели свет — сначала на страницах журнала «Дружба народов», затем отдельными изданиями. Книга стала бестселлером, ее перевели в пятидесяти двух странах.

И к другим книгам-событиям, появившимся в ту пору, Александр Николаевич имел и прямое, и косвенное отношение. «Новое назначение» А. Бека, «Ночевала тучка золотая» А. Приставкина, «Белые одежды» В. Дудинцева… Тиражи толстых журналов благодаря этим публикациям росли как на дрожжах. Люди явно соскучились по живому слову, по правде.

Он помог допуску на широкий экран фильма «Покаяние», снятого Тенгизом Абуладзе при поддержке первого секретаря ЦК компартии Грузии Э. А. Шеварднадзе. К моменту окончательного завершения работы над картиной Эдуард Амвросиевич стал министром иностранных дел СССР, имел прямой выход на генерального секретаря. В своих записях он вспоминает, что Горбачев, посмотрев фильм вместе с Раисой Максимовной на даче, был настроен позитивно: «Покаянию» следует открыть дорогу к массовому зрителю. Но при этом рекомендовал обсудить ситуацию с Е. К. Лигачевым.

Егор Кузьмич якобы тоже посмотрел и проникся, а его супруга даже всплакнула в ходе сеанса, так как ее отца в 1937 году арестовали и расстреляли.

Следующей ступенью на пути «Покаяния» к зрителю стал заведующий Агитпропом. Шеварднадзе попросил Александра Николаевича принять и выслушать Тенгиза Абуладзе. Яковлев перед встречей посмотрел фильм в семейном кругу и тоже был ошеломлен: «Умен, честен, необычен по стилистике. Беспощаден и убедителен. Кувалдой и с размаху бил по системе лжи, лицемерия и насилия»[177]. Однако он уже знал и о реакции других высокопоставленных зрителей, не все из них были за широкий прокат, а некоторые и вовсе говорили о том, что такие фильмы очерняют нашу историю, их ни в коем случае нельзя показывать советскому зрителю.

Александр Николаевич, как обычно в таких случаях, решил действовать не напролом, а обходными путями. Он предложил «лукавый вариант», а именно: напечатать вначале ограниченное число копий для их демонстрации в пяти-шести крупных городах. Был уверен: это вызовет такой неподдельный интерес у людей, что затем придется невольно дать картине «зеленый свет» по полной программе. Абуладзе замысла вначале не понял, расстроился. Но в итоге все вышло именно так, как и затеял Яковлев: «Фильм пошел по стране. Встречен был по-разному. Во многих городах партийные боссы отнеслись к нему резко отрицательно, запрещали его демонстрировать, о чем и сообщали в ЦК. Михаил Сергеевич знал обо всем этом, но уклонялся от оценок»[178].

Уклонялся от оценок… А что оставалось делать Горбачеву, если даже в его ближайшем окружении были люди, которые категорически выступали против широкого показа «Покаяния». Например, Георгий Лукич Смирнов, в то время помощник генерального секретаря. Когда в конце 1986 года на шестом этаже второго «секретарского» подъезда ЦК был организован просмотр фильма для узкого круга лиц, Смирнов, выйдя из зала, сказал присутствовавшему там же философу А. С. Ципко: «Александр Сергеевич, надо понимать, что мы играем в опасные игры: сегодня мы доводим до конца разоблачения преступлений Сталина, затем займемся разоблачением зверств „ленинской гвардии“, а потом люди спросят нас: „А зачем нам эта партия, которая пришла к власти на крови?“»[179]

Безусловно, логика в этих словах была. И очень скоро люди действительно спросили: зачем нам такая партия? Но тут ведь как? Или открыть шлюзы для того, чтобы вода очистила русло, или продолжать барахтаться в тине…

Эдуард Шеварднадзе излагает историю с фильмом несколько иначе. Горбачев, судя по его словам, как раз выступил в поддержку «Покаяния»: «Фильм показали членам Политбюро, и они единогласно решили, что „Монаниеба“ [так звучало название на грузинском. — В. С.] должна быть представлена на Каннском фестивале. И последовал огромный успех, всемирное признание фильма, а также всеобщий ужас по поводу допущенных в СССР ошибок»[180].

Яковлев чувствует поддержку генерального секретаря, и это позволяет ему действовать смелее, без оглядки на авторитеты.

Документы, с которыми сейчас можно ознакомиться в архивах, свидетельствуют о том, что в области идеологии как раз и развернулась тогда самая ожесточенная борьба. По одну сторону линии фронта были т. н. охранители из числа партработников, генералов КГБ, руководящих чинов творческих союзов и немалая часть писателей, поэтов, художников, скульпторов. По другую — те деятели культуры, которые не желали далее смиряться с партийно-чекистским надзором, хотели создавать свои произведения в духе объявленной гласности и свободы, плюс их тайные и явные союзники в ЦК.

Да, это было ожесточенное сражение.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное