Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки»

Мало что осталось от его обычной сдержанности, самоуверенности, академической солидности. Здесь многие увидели истинного А. Н. Яковлева. Человека, глубоко неудовлетворенного, недовольного, не воспринимающего исторические процессы так, как они реально развивались после Октября. Личность, настойчиво подчеркивающую изъяны нашей действительности, которые давно уже вскрыты и осуждены.

Он буквально наслаждался возможностью выразить это свое внутреннее, давно скрываемое состояние, используя пресловутый секретный протокол для глобальных обобщений о порочности самого строя, самой системы.

И это говорил идеолог, выросший на марксизме-ленинизме, сделавший на этом научную и партийную карьеру. Сейчас он не переживал, не мучился, не страдал от тех драматических страниц нашей предвоенной истории, а упивался разоблачениями, обличая и обвиняя не только конкретных виновников «состоявшейся в 1939 году сделки», но направляя разящие стрелы в советское общество вообще, в его сегодняшний день. В тех нынешних «консерваторов», которых он ненавидел и отождествлял со всеми бедами прошлого.

И то, что в итоге на этом заседании доклад был отвергнут, во многом объясняется тем, что аудитория была возмущена манерой его поведения, безапелляционным, менторским тоном. Как и ожидалось, активно поддержали выводы комиссии депутаты от прибалтийских республик и Молдовы. Многие выступавшие сомневались — на каком основании комиссия пришла к такому выводу. Короче, высказывались очень разные мнения[281].

На следующий день Яковлев вынул из своего кармана ту самую «козырную карту» в виде акта о передаче «протоколов» из одного мидовского подразделения в другое. Все-таки это был официальный документ, подтверждавший наличие пакта Молотова — Риббентропа.

Теперь, в ходе повторного голосования, число депутатов, высказавшихся «за», выросло сразу на четыреста человек.

Так была перевернута еще одна вчера тайная страница советской истории.

Уже позже, в 90-е годы, Яковлеву позвонил президент России Б. Н. Ельцин и сказал, что те самые «секретные протоколы» обнаружены в Президентском архиве (прежде — Архив Политбюро ЦК КПСС) и, судя по всему, М. С. Горбачев был прекрасно о них осведомлен.

Был осведомлен — это подтвердили и другие источники. Но, тем не менее, Михаил Сергеевич, выступая на Первом съезде нардепов, решительно отверг наличие в архивах пакта, а своему верному В. И. Болдину, охранявшему главные партийные секреты, велел никаких справок на сей счет никому не давать. Включая ближайшего соратника А. Н. Яковлева.

Получается, Александр Николаевич рыл землю в поисках нужных документов, а они преспокойненько лежали у него под носом в том же здании ЦК под надежной охраной Болдина и с согласия Горбачева. Такие там, на Старой площади, царили нравы.

Похожая история произошла и с документами, связанными с расстрелом польских офицеров в Катыни. Несмотря на все запросы, которые Яковлев делал заведующему Общим отделом, тот неизменно отвечал: у нас ничего нет. И только в декабре 1991 года, фактически покидая Кремль, президент СССР передал президенту России пакет с архивными бумагами времен 40-х годов, которые прямо свидетельствовали о расстреле польских военнослужащих и гражданских лиц.

Для Александра Николаевича так и осталось тайной — почему Михаил Сергеевич, громко выступавший за открытость, гласность, новое мышление, не решился обнародовать эти трагические факты из недавней советской истории. Не хотел еще одной порции черной краски? Боялся окончательно рассориться с представителями «старой гвардии»?

Вопросы остаются.