Читаем Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки» полностью

Теперь на съезде должны были избрать главу законодательной власти — председателя Верховного Совета СССР. Горбачев с кандидатурой на этот пост определился: только Анатолий Лукьянов. Но когда началось выдвижение кандидатов, к Яковлеву подошел молодой депутат Сергей Станкевич из Межрегиональной депутатской группы: «Мы хотим выдвинуть вас. Победа гарантирована — за вас проголосуют члены Межрегиональной депутатской группы и депутаты от республик».


Председатель Верховного Совета СССР А. И. Лукьянов на совместном заседании палат Верховного Совета во время обсуждения законопроекта «О свободе совести и религиозных организациях». 26 сентября 1990. [ТАСС]


Видимо, Александр Николаевич счел это предложение не только лестным, но и разумным. Потому что пошел советоваться с Горбачевым. Тот, выслушав, нахмурился, стал нервно ходить по кабинету. Молчал. Но за этим молчанием явно чувствовалось недовольство. Тогда Яковлев предложил такой вариант:

— Я сейчас уйду из Дворца съездов, сказавшись больным. И тема сама собой закроется.

Горбачев с облегчением кивнул: действуй.

Но все равно на съезде в числе других была названа и кандидатура Яковлева. Председательствующий на заседании поручил Е. М. Примакову связаться с Александром Николаевичем и выяснить его настроение. Тот позвонил, и Яковлев без обиняков сказал Евгению Максимовичу, что не хочет быть главой Верховного Совета.

А ведь хотел. Считал, что заслужил это право. Но… Сказалась стойкая привычка подчиняться партийной дисциплине, быть верным первому лицу.

Председательствующий со слов Примакова объявил об официальном отказе Яковлева баллотироваться на высокий пост. Председателем ВС был избран А. И. Лукьянов — тот самый, кто вскоре встанет на сторону гэкачепистов, предаст Горбачева.


В марте и мае 1990 года Е. К. Лигачев дважды обращается с закрытыми письмами к генеральному секретарю, в них он выражает тревогу по поводу ситуации в партии и стране. В КПСС — раздрай, в стране — нестабильность, грозящая перерасти в развал. Егор Кузьмич требует принятия решительных мер по спасению и партии, и государства, дать отпор антисоциалистическим силам, а для начала просит созвать внеочередной пленум ЦК.

Яковлев в ответ направляет Горбачеву свое письмо.

Да, соглашается он, проблем накопилось много, озабоченность Лигачева понятна и объяснима. Но дальше Александр Николаевич по пунктам разбивает доводы своего давнего оппонента.

Что касается отсутствия единства в рядах партии, то Яковлев спрашивает: «Единство на базе чего? Глубокого, честного, откровенного, подлинно марксистского анализа всего собственного опыта? Или же на базе самомнения, убежденности только в своей правоте, веры в мифы, а не в знание?»[286]

Он упрекает оппонента в том, что тот, справедливо объявляя тревогу, не предлагает никаких путей выхода из создавшегося кризиса, ограничивается лишь констатацией фактов: «Некоторые рекомендации есть, но они носят сумбурный и паникерский характер. „Почему мы медлим с размежеванием в партии? — задает вопрос Егор Кузьмич. — Размежеванием с ревизионистами, социал-демократами, националистами“. Это после призывов-то к единству! И с добавлением, что работа должна вестись строго по Уставу КПСС и Конституции СССР».

Он предлагает подумать, отчего получилось так, что на недавних выборах в Верховный Совет РСФСР от Москвы и Ленинграда избраны только по одному рабочему. «Это ведь народ голосовал, и притом свободно», — подчеркивает Яковлев.

И зачем созывать внеочередной пленум? Чтобы «в очередной раз поговорить о том, как все плохо и какая скверная печать»?

Завершая свой отклик на письма Лигачева, Александр Николаевич предполагает, что за ними, возможно, стоит желание Егора Кузьмича сыграть на опережение, провести раскол на пленуме ЦК еще до предстоящих съездов — учредительного Российской коммунистической партии и ХХVIII съезда КПСС.

Сам Яковлев к этой поре, кажется, уже не верит в состоятельность партии, которой он служил больше сорока лет. Слишком тяжелым оказался груз накопившихся за эти годы проблем — они неумолимо тормозили движение корабля, тянули его на дно.

Последнему съезду КПСС предшествовал пленум, состоявшийся пятью месяцами ранее: «Уже на нем обозначились линии раскола, искры будущих стычек, циничных схваток за власть, которые начисто заслонили интересы дела, заботу о будущем страны, конкретные проблемы, стоящие перед государством в сложный переходный период»[287].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное