Читаем Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки» полностью

Подобные рекомендации, раздававшиеся со Старой площади, были обязательны к исполнению, но Московский на сей раз проявил удивительную принципиальность. Стал объяснять: «Статью печатаем по поручению Дмитрия Степановича, который звонил твоему заместителю Дмитрюку и велел ему „вдарить“».

Понятно, кто был этим «Дмитрием Степановичем». Первый зам предсовмина СССР, член Политбюро Д. С. Полянский. А «твой Дмитрюк» — еще один зам. зав. Отделом пропаганды, подчиненный Яковлева.

Александр Николаевич вызвал к себе этого замзава и потребовал объяснений. Тот подтвердил: было поручение члена Политбюро, и потому следовало его выполнять. Тогда Яковлев якобы «с металлом в голосе» напомнил своему подчиненному, что «поручениями прессе можно называть лишь то, что идет от коллективного органа, то есть от Политбюро или Секретариата ЦК КПСС, а не от отдельных лиц, и передают их в установленном порядке».


Дмитрий Cтепанович Полянский, член Политбюро ЦК КПСС. [ТАСС]


Когда на следующее утро статья все-таки появилась на страницах «Советской России», Яковлев счел ее выпадом не только против «КП», но и против него самого. Он тоже, как и Панкин, написал свою бумагу «наверх», квалифицировав в ней действия Московского как нарушение партийной дисциплины.

Спустя несколько дней Самотейкин передал главному редактору «Комсомолки» слова генерального секретаря: «Пусть Панкин не нервничает, никто его не тронет. Московский должен соблюдать принятый порядок. А Полянскому скажи, чтобы занимался своим делом, то есть сельским хозяйством».

Главред «КП» вздохнул с облегчением, да и Яковлев тоже был доволен, он считал, что именно его записка повлияла на настроение Брежнева.

Но Московский вовсе не желал сдаваться без боя. Он написал личное письмо Леониду Ильичу, где подверг резкой критике стиль работы Отдела пропаганды, его фактического руководителя Яковлева и зав. сектором газет Власова. «Методы, которыми пользуется тов. Яковлев и по его заданию тов. Власов, я считаю антипартийными, в свое время осужденными, — писал главред „Советской России“. — Прискорбно, что намеками дают понять, будто они выполняют указания тов. Демичева»[77].

В конце своего письма Московский, сам прошедший школу ЦК и хорошо знавший слабости генерального секретаря, явно бьет на жалость: «Время сочинения записки выбрано тоже здорово — товарищи знали, что у меня большое личное несчастье — разбил паралич жену. Хорошее время, чтобы вывести из строя старого коммуниста. Но просчитались — у старых солдат и коммунистов не та закваска».

На самом деле просчитался Василий Петрович. 17 июня состоялось заседание Секретариата, на котором секретари ЦК и члены ПБ дружно заклеймили руководство газеты, а ее публикации назвали «крупным политическим промахом». Один Кириленко пытался защищать «старого коммуниста».

Через несколько месяцев последовали и оргвыводы: Московского отправили на пенсию, Дмитрюку нашли скромную должность в Обществе по распространению научных знаний, а Полянского вывели из Политбюро и назначили на расстрельную должность министра сельского хозяйства.

Впрочем, обычно в таких случаях оргвыводы касались обеих сторон. В ЦК существовало негласное правило — соблюдать баланс в подковерной схватке «националистов» и «западников». Если наказывали очередного «героя» одной стороны, то, как правило, летела голова видного представителя другой. Так, в 1970 году был уволен главный редактор «Нового мира» Твардовский, и саму редакцию изрядно пошерстили. И в конце того же 70-го года лишился своего поста главный редактор журнала «Молодая гвардия» Никонов. Напомним, «Новый мир» являлся оплотом «западников» и «либералов», а «Молодая гвардия» считалась штабом «патриотов» и «почвенников».

Вернемся теперь к последствиям, которые имели место после публикации той злополучной статьи «Против антиисторизма». Они, эти последствия, как вскоре выяснится, сыграли роковую роль в биографии автора.

Вот вопросы. Была ли статья его собственной инициативой, или написать ее рекомендовали вышестоящие товарищи? Какую позицию занял секретарь ЦК Демичев, читавший материал перед публикацией? Что по этому поводу думал главный партийный идеолог Суслов? Какова во всей той истории роль Брежнева?

Один из «вождей» т. н. русской партии Сергей Семанов, который в своих писаниях, называя кого-то из действующих лиц, непременно указывал — есть ли у данного персонажа еврейские корни или он «чистый русак», считал, что Яковлев в тот момент сильно ориентировался на Суслова, а «серый кардинал», по словам Семанова, «очень не любил все русско-патриотическое».

Кстати, утверждение это спорное хотя бы потому, что одним из ближайших помощников Михаила Андреевича Суслова был В. В. Воронцов, открыто симпатизировавший «патриотам» и поддерживавший их, а заодно и сталинистов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное