Александр II

– Господа, – вставил прапорщик Вылков, – мне думается, нас хотят использовать в этой войне как подсобников.

– Мы этого не допустим, – решительно возразил Райчо. – Болгарские войники должны с оружием в руках освобождать свою родину.

Взгляд Николова упал на Узунова. Райчо направился к нему:

– Поручик, позвольте сесть с вами. Я привёз вам поклон от тётушки Параскевы. – И, склонившись, шепнул: – А особо от Светозары.

Стоян обрадовался:

– Вы серьёзно, капитан?

– Настолько серьёзно, что начинаю подозревать, не влюблена ли она в вас, поручик.

– Спасибо, капитан, не знаю, как Светозара, а моё сердце, кажется, осталось в Систово.

Николов строго глянул на него:

– Не хочу поручик, пугать вас, но предупреждаю: Светозара не легкомысленная девица, берегите её честь.

– Я не нуждаюсь в предупреждении, капитан, и не желаю, чтобы вы считали меня вертопрахом.

Райчо сказал, смягчая резкость:

– Нет, поручик, в вас я вижу человека порядочного. А к Светозаре я отношусь, как к дочери.

– Капитан, поручик! – подал голос Вяземский. – О чём вы там шепчетесь?

– Обмениваемся новостями, полковник. Друзья, когда я покидал Систово, тётушка Параскева наделила меня прекрасным овечьим сыром, который сварила собственноручно. И, конечно, я привёз изрядный бочоночек доброй сливовицы.

– Поберегите её до вступления в Новое Тырново, – предложил Стоян.

– До Нового Тырново! – Зашумели остальные.

«Любезная матушка Росица! От скверной, слякотной весны Санкт-Петербурга, как я вам сообщал, попал я в прекрасный уголок вашей чудесной родины. Воистину, если есть рай на земле, то он находится здесь. Так думал я в тот час, когда попал сюда впервые.

Цвели сады, и всё в округе зеленело сочно и ярко. Тихо и ровно гудели пчёлы и сладко пахло мёдом.

Теперь прекрасная пора сменилась неимоверной летней жарой, даже в лесах или у воды изнуряющей до болезни. Хочется хотя бы чуть-чуть петербургской прохлады…»

Стоян снял мундир, вытер лоб, снова взял перо:

«Совсем недавно с помощью ополченца, преданного дружинника, мне удалось побывать в вашем родном селе. Оно, дорогая матушка, всё такое же маленькое и каменистое. По-прежнему молодые девушки ходят с кувшинами к прозрачному и холодному роднику, а по вечерам поют песни, такие же красивые, как и они сами. Песни всё больше печальные, думаю, оттого, что тяжело сложилась жизнь у этого трудолюбивого и доброго народа.

Я спрашивал, не помнит ли кто вас, матушка, но всюду встречал отрицательный ответ. И только одна из старух вспомнила юную Росицу, которую гвардейский офицер увёз в Россию.

И когда я назвался внуком той Росицы и гвардейского офицера, радости не было предела. В тот вечер у меня перебывало в гостях всё село и меня звали к себе. Я сердцем понял, что все они – мои родственники…

От Василька получил письмо, описывает свою поездку на Кубань, к казакам…

И вот ещё о чём хочу известить вас, матушка Росица: за Дунаем, в Систово-городе повстречал я юную, чистую, как светлый день, Светозару…

Любовь ли это, пока не знаю. Но когда я думаю о Светозаре, у меня тепло и ласково делается на душе. Я слышу её звонкий, как ручей, голос, вижу ясный взгляд голубых глаз и большие, чёрного бархата ресницы. Она добро улыбается, и мне хочется, чтобы у неё родилось обнадёживающее меня чувство…

Баталии наши проходят успешно, и генерал Гурко готов вести нас вперёд. И хотя ополченцы ещё не побывали в настоящем деле, это смелые люди, почти все принимавшие участие в восстании против турок. Асен, например, из города Карлово. Помните, о военном наместнике этого города Тосун-бее газеты писали как о самом жестоком османе? Если Асену удалось покинуть Карлово, то многие его близкие погибли от ножей башибузуков».

Удивления достойно то спокойствие, с каким встретили в ставке главнокомандующего неудачу под Плевной. Получив телеграмму Криденера, начальник штаба Непокойчицкий потряс седой головой:

– Как отошли, так и воротимся.

А великий князь Николай Николаевич развёл руками:

– Две тысячи, скажу вам, многовато, но в бою жертвы неизбежны. Постараемся к 30 августа овладеть Плевной, поднесём подарок государю к дню рождения.

Прибыв в Главную квартиру императора, Николай Николаевич был невозмутим и спокоен. Царь дожидался его в присутствии военного министра, канцлера, свитских генералов.

– Дорогой брат, – сказал великий князь. – Я понимаю ваше огорчение, но на войне всякое бывает. Тем более под Плевной действовали наши малые силы. Теперь пошлём на Османа барона Криденера.

– Генерал-лейтенант упустил момент. Почему его не было там, когда солдаты Шильдер-Шульднера прорвались в город и почти овладели высотами? – вмешался в разговор Милютин. – Введи он в бой резервы, и над Плевной сегодня развевался бы наш флаг. Вообще, как-то странно, что генералы упускают победы.

– Плевна будет взята, – резко ответил великий князь. – Штаб готовит новый план.

– Упускаем время. Дали возможность Осман-паше укрепиться. Надеюсь, ты исправишь положение? – спросил Александр брата.

– Непременно, ваше величество. И в ближайшие дни.