Эти дни были насыщены яркими знаковыми действиями, сам император участвовал в столичном крестном ходе, принимал участие в ряде важных церемоний – так он здоровался с войсками, участвовал в праздновании, и в этот же день он принимал делегацию духовных лиц из далёкой Абиссинии.
Православие для Александра III, очевидно, было главной основой русской самобытной идентичности. И он желал повышать и укреплять значение и прочность этой составляющей, этого национального идеологического фундамента. Кроме весьма убедительного примера своей личной православности и воцерковлённости, он проводил и много весьма серьёзных государственных мероприятий, значительно увеличив число храмов, монастырей и церковно-приходских школ, полагаясь на их глубокое влияние на разум и чувства населения. И действительно, даже его критически настроенным современникам порой казалась большая основательность таких надежд.
Порой, казалось, само божественное Провидение самым вдохновляющим образом обнадёживало императора и его соратников. Например, широко известная железнодорожная катастрофа в Борках для многих россиян явила подтверждение богоблагословлённости Царя и его дел. Явную необычность спасения императора и его семейства отмечали даже самые леворадикальные статьи и книги. Так, уже приводимое нами лондонское издание, посвящённое личности царя, его интимной жизни и характеру правления, так говорило о происшедшем: «Это было действительно какое-то чудесное спасение, ибо в то время, как тяжело раненые и мёртвые лежали вокруг десятками, вся царская семья спаслась… Спасение было немедленно названо чудесным избавлением от опасности, как равно народу старались внушить, что Божий промысел спас для России своего помазанника и её царя…»
Со всем этим можно горячо соглашаться и можно столь же горячо не соглашаться Жизнь – это дорога длинная, и мы земные люди далеко не всегда бываем способны отличить случайное от закономерного и явления великие от случаев низких. Но для тех поколений, что придут после нас, очень важным оказывается самый край нашей земной жизни. А для судеб людей великих уход из земных дней оказывается исторически и ещё более значим. И для очевидцев, и для потомков очень важно знать, как сердцем и разумом человек прощается с миром здешним, прижизненной красотой.
Александр III расставался с эти миром, явив глубокую и трогательную религиозность. Зная о близкой своей кончине, он успел призвать к себе о. Иоанна Кронштадского. Тот поспешил ехать и прибыл в Ливадию 28 октября 1894 года. Император встретил его, найдя в себе силы подняться. И, стоя в накинутой на плечи шинели, сердечно поблагодарил о. Иоанна за скорый приезд. Они тихо прошли в соседнюю комнату, вместе встали на молитву, в которой царь участвовал с большим чувством.
20 ноября о. Иоанн пришёл к императору, уже зная, что пребывание того в земной жизни совсем кратко исчислимо.
В тот день погода случилась грозная, на море бушевала буря, она стонала перекатами громадных волн. На глазах присутствующих Государю становилось всё хуже и хуже. Неожиданно он обратился к о. Иоанну: «Мне очень легко, когда вы их так держите…»
Отец Иоанн больше часа стоял у царского изголовья, держа голову императора и тихо говоря, что прощание с земным миром у него должно быть спокойным и светлым, потому что «вас любит русский народ, он знает, кто вы и что вы есть для России».
Смерть наступила в этот же день, 20 ноября. По собственному желанию Государь причастился. Он смог сам громко и ясно прочитать молитву «Верую, Господи…» Князь Николай Михайлович изумлённо записал в своём дневнике: «… умирает удивительно, как Патриарх».
Царь умирал, сидя в кресле и слегка наклонив голову влево; так и сидели они с императрицей голова к голове, друг к другу приклонившись. Священник медленно и отчётливо читал Евангелие. Император успел тихо вымолвить подруге своей жизни: «Будь покойна. Я – совершенно спокоен…»
Голова его прощально склонилась к головке царицы, правая рука опустилась на правое колено, и дух отлетел от могучего тела. Всё это было картиной потрясающего душу человеческого величия. Существует рисунок придворного художника Зичи, запечатлевший это мгновение. На нём выражение лица Государя действительно совсем спокойное, кроткое и едва не детское… Воистину это был момент ухода к Богу человека простой, большой и чистой веры. Николай II, глубоко взволнованный всем пережитым, сказал: «Это была смерть святого!» Кто бы тогда мог не согласиться с этими словами?
А далее всё происходило тоже с большой и трогательной священностью. Панихиду служили необычно. У изголовья поставили большую древнюю икону, принесённую кем-то из жителей. Богато шитых мундиров среди молящихся не было, а люди тут сразу собрались самые простые, вплоть до крестьян; все стояли вместе, в благоговейном печальном молчании. «Служба протекала не по обычаю царскому, а по обычаю народному, чему примеров никогда не бывало».