Александр III. Истоки русскости

Разгадку обоснованности столь частого употребления слова «русскость» следует искать в самом произведении Гречухина. Я нахожу её на первых же страницах. В разделе – «Быть русским человеком», он пишет: «Для Опочинина это являлось необходимым условием подлинных гражданских чувств и подлинной любви к своему Отечеству. А такое, увы, было свойственно далеко не всему русскому дворянству, не говоря уж об его аристократии. Ведь известно, что в Европе не находилось людей более космополитичных, чем русские аристократы. Русская народная национальная жизнь, народный быт, народная культура для них были столь же чужды и далеки, как реальность папуасов с Новой Гвинеи или туземцев с острова Пасхи. Многим из них был известен русский язык. (Достаточно напомнить, что многие государственные документы ещё в начале XIX века для народного понимания приходилось переводить с французского на русский.) Истинная жизнь, истинный смысл земного существования многим русским аристократам виделись лишь в Европе, но никак не в России. И у Запада они пытались учиться этой истинной жизни. Но научились лишь красивым манерам, красивой трате средств, а не созиданию материальных и культурных основ достойной национальной действительности. Они не стали создателями новой России…»

Понятливей эта цитата Гречухина становится при ознакомлении хотя бы с кругом друзей и единомышленников, окружавших императора в его юные годы, – Федор Опочинин, Вера Скрыпицина, старый унтер-офицер лейб-гвардии Семеновского полка Тимофей Хренов, именуемый цесаревичем «военным дядькой». Ни одного этого имени не упоминается в книге Александра Боханова. Зато сказано, что царевич Александр был окружен другими наставниками – это офицер Г. Ф. Гогель, граф Б. А. Перовский, бонна-няня англичанка Екатерина Струтон. Увы, мне неизвестны личности Гогеля и Струтон. Не упомянуты они ни разу и Гречухиным. Непонятно, зачем историк Боханов много размышляет о важности встреч цесаревича Александра с плененным горцем Шамилем. Зато, правда, понятно другое – почему историку Боханову не дано было разгадать истоки глубокой русскости Александра Третьего. Заглянул бы он в биографию рода Скрыпицыных, узнал, что один из родственников Иоасаф Скрыпицын был вначале одним из самых чтимых старцев Троице-Сергиевой лавры, а потом возглавил её, а потом был любимым духовным собеседником Ивана Третьего, а потом крестил будущего царя Ивана Грозного. Обретение таких исторически значимых фактов позволяет иначе оценить духовную атмосферу, в которой дышал и вращался император, и упомянутые мною русские огоньки, определяющие истинный смысл жизни и высокую миссию служения Отечеству.

Император Александр Третий в представлении Владимира Гречухина – воплощение русского национального характера, личность глубоко самобытная, щедро одаренная от природы. В данный вывод, переходящий в убеждение, я верю не только потому, что его научная книга оказалась настолько яркой по языку и весомой по поднятому историческому фактажу, что полностью затмила собой многие монографии… Ещё и потому, что, читая книгу, я общаюсь с живым, остроумным, обаятельным собеседником, и я знаю: Гречухин – русский по духу и поступкам. Деятельный патриот. Созидатель. Подвижник. Лидер юношеской краеведческой республики. Глава Мышгорода. Инициатор Опочининских краеведческих чтений, мышиного фестиваля, открытия множества очагов народных промыслов. От него веяло внутренней силой. К нему неудержимо тянуло талантливых ищущих людей. Именно Гречухин прославил небольшой провинциальный город Мышкин на всю страну, превратив его в знаменитый туристический центр, открыв в нём академию Краеведения, народный театр, десятки самобытных музеев с мировым именем. Издав 20 книг, умудрился всё связать с историей любимого Мышкинского края. Он – романтик. Борец за сохранение исторических и православных памятников. Он – рыцарь, отважно бросающийся на амбразуру неразгаданных и закрытых исторических тем, он – историк, перемалывающий огромные массивы исторических знаний.

Он, действительно, русский. Человек смелый, сильный и мужественный.

Я давно называю Владимира Гречухина краеведом-просветителем. Ни в одной книге он не впадает в раж по пробуждению недобрых чувств, злобы, пагубных инстинктов, что, к сожалению, сегодня модно и выгодно. В родном Мышкине ему удалось сохранить для нас не только дух провинциального городка, но и уникальный, сакральный центр русского краеведения. Перечитывая его книгу «Лики четвертого Рима», отчетливо осознаешь, что он стал первым российским ученым-историком, который вывел краеведение из области бездоказательных гуманитарных рассуждений, превратив его в серьезную науку. Заслуга его и в том, что он писал об истории и жизни русской провинции, о её бедах и тревогах так, что это не разрушало душу читателя, а наоборот, настраивало на созидание.