Александр III. Истоки русскости

Про «слабую, но подлинную ниточку исторических перекликов» написано, скорее, из скромности характера писателя-краеведа, чем из желания умалить значение истинно важных перекликов одних событий с другими, одних личностей с другими. Не произойди общение Федора Опочинина или Веры Скрыпициной, неизвестно, какими бы вышли линия поведения и государственная служба Александра Третьего. История мышкинских усадеб, к которой имеет пусть и не самую коренную связь император, в книге Гречухина показана для того, чтобы получилась широкая панорама не только собственной жизни Александра Третьего, но и ушедшего века, участником множества событий которого довелось ему быть. То, что Гречухин смакует факт, как император осуществил решительный поворот нашего зодчества к исконно русским мотивам, и что тот был не только тонким ценителем русского изобразительного искусства, но и реальным пропагандистом его, говорит о том, что автор вывел из героя Хозяина русской культуры, понимающего национальную историческую проблематику и осуществившего зримый прорыв русского изобразительного искусства в живую современность. Свидетельств данному выводу множество – это не только открытие императором Русского музея, но и значимая поддержка передвижников. Редкий случай в истории правления русских царей произошел тогда, когда Александр Третий демонстративно купил у художника Поленова картину за баснословную сумму, которая позволила художнику построить на Оке усадьбу – мечту всей его жизни. И любимым художником, истинным единомышленником был назван Васнецов, автор глубоко национально-патриотической живописи.

И опять же краевед Гречухин не был бы краеведом, если бы не отвлекся от государственной значимости фигуры императора и не показал его русскую душу, национальный характер, народность, искренность чувств. Будь он солидным ученым, думающим, как в монографии возвеличить императора через его грандиозные свершения в экономике и культуре, прошел бы мимо ценности уроков первой учительницы Скрыпицыной и уж тем более не стал бы придавать значение, либо вообще обращать внимание на тот поступок, который совершил Александр Третий, когда по приезду в Мышкин свернул свои планы и направился с поклоном и превеликой благодарностью в далекую усадьбу Кучино к учительнице Скрыпициной. Но Гречухин – краевед, он обожает любой исторический факт, возвышающий историю родного края и соединяющий эту историю с общей историей государства, потому считает его достойным и важным. И выпусти из поля зрения этот берущий за душу благородный поступок, он бы отказал себе в праве быть настоящим краеведом. Ну, а читатель никогда бы не узнал об истоках глубокой русскости благодарного Царя-славянофила.

Из всех историков, создавших жизнеописания Александра Третьего, только Гречухин осмелился вскрыть православную, кровную, промыслительную связь русского царя с родной землей и проследить, какой пользой для страны обернулись привитые ему уроки русскости и державности, и его усилия по укреплению национального самосознания русских людей. По книге Александра Боханова, к примеру, любой читатель сразу определит человека целеустремленного, дотошного и упорного. Отметит также в императоре энциклопедичность, широкий кругозор, способность нестандартно и независимо мыслить. Но нет в его фундаментальном труде ни слова про национальное самосознание русского народа, глубокий русский патриотизм, сохранение национальной исторической памяти, про любовь к национальным началам, к почитанию русского национального уклада жизни. Нет рассуждений, зачем император строил особую самодостаточную русскую цивилизацию и каким образом защищал её национальные интересы. Ну, а понятие «русскость» Александр Боханов вообще избегал… Между тем, у Гречухина оно встречается на страницах книги аж тридцать раз!