Неповторимая русскость. Весь день жило в моей душе и бродило в голове это родное, волшебное словосочетание… Оно завораживало, притягивало, раскрывало, будто двери, в знакомый до сердечной боли мир русских традиций, песен, былин, национальных героев, многие из которых памятны из живописных картин Васнецова и Билибина, из кинофильмов про героев Куликовской битвы – Пересвета и Осляби, про защитников Севастополя – адмирала Нахимова и матроса Кошки. Я читал с нетерпением, проглатывал на одном дыхании страницу за страницей и понимал, почему моего друга Владимира Гречухина привлекла тема русского характера и мировоззрения императора Александра Третьего. Вот он, наследник престола, отказывается от насквозь прозападной политики своих предшественников, рвет с ними духовную связь, становится русофилом, и переходит к насущным созидательным делам, укрепляя экономику страны и защищая её национальные интересы. Строит Трансиб, Великий Сибирский путь, строит северный незамерзающий порт и город, названный ныне Мурманском. Строит русские национальные театры и школы, причём, образование в школах идет по программам великих соотечественников-педагогов Ушинского и Сороки-Росинского. Грамотность в России с 17 процентов вырастает до 40. Создает крестьянский поземельный банк и отменяет подушную подать. Развивает крестьянские хозяйства и земское самоуправление, исходя из того, что реформы должны основываться не на силе законов, а на силе традиций.
Гречухин поставил цель – выявить исторические особенности правления Царя-хозяина. И когда он приводит разительные доказательства, то ты не только веришь, но и видишь, то есть перед глазами встают картины того, как возникали и развивались в стране национальная экономика, национальная архитектура, национальная армия, национальная культура. Но не только эти факторы возвысят Александра Третьего до недосягаемых высот национального лидера, прозванного либералами «русопятом», а конкретное знаковое строительство в Петербурге Русского музея с коллекцией живописи мирового значения, строительство Исторического музея и Красной площади в Москве. Именно это в большей степени приблизило императора, как правильно отметил Гречухин, к русской национальной душе и русскому национальному характеру.
Книга звала к поиску, изучению, пониманию, открытию… Но ведь именно в этом каждодневном состоянии жил сам Гречухин, выводя на свет экономические достижения и подвиги на духовном и культурном фронте Александра Третьего. Я долго думал-гадал, а почему автору удалась одна из самых сложных писательских задач: он сумел интересно рассказать о том, что сокрыто от посторонних глаз, о твердости и несгибаемости своего героя в движении к высшей цели своей жизни – построению русского национального государства с идеологемой «Россия – для русских». Он не испугался, что его обвинят в антисемитизме, национализме, в чём, кстати, напрасно обвиняли самого Александра Третьего, а писал-затрагивал самые болезненные политические темы, не избегая острых углов и честных выводов. Безусловно, столь масштабная задача и поистине титаническая работа оказались автору по силам потому, что он прошел огни и воды. Знаю точно, что раздел книги, посвященный многострадальному крестьянскому вопросу, Гречухин выписал грамотно и правдиво до самых малых и незначительных деталей, потому что сам видел и разорение деревни, и животворную силу земли, и терпеливую мудрость крестьян. Отсюда у книги и другие редкие достоинства и удачи – она читается сочувственным взглядом, и я, к примеру, нередко вычитывал даже больше, чем имел в виду автор…
Но самая главная находка в книге, её значимое достижение, великое открытие – это разгадка русских корней императора Александра Третьего, доказательное понимание истоков его глубокой русскости. Кстати, пока я искал название к книге, ведь Гречухин оставил её лишь с условным начертанием имени царя на папке с рукописью, то по ходу чтения одной за другой страниц приходил к мысли, что её следует назвать не просто «Александр Третий – император-миротворец», такие книги уже выходили, а чтобы название раскрывало суть её содержания и главное замысла – «Истоки русскости Александра Третьего». И когда я с такими мыслями-переживаниями стал одолевать последние страницы рукописи, то обнаружил у автора как раз точно такое же словосочетание – «истоки глубокой русскости императора».