Александр III. Истоки русскости

Такой подбор кадров делает честь новому императору. И нужно отметить, что он всегда был озабочен подбором способных работников и нередко после долгих размышлений нерадостно говорил: «Как труден выбор людей! Но я думаю, что нужные сотрудники всё же найдутся…» То есть эту работу он старался проводить вдумчиво, отнюдь не рубя с плеча.

И так, созданием Комитета министров Государь начал перевод страны на путь коррекции реформ. Но перед ним неотложно стояла и другая (гораздо более срочная!) задача – решение судьбы террористов, убийц его отца. Вся благонамеренная Россия ждала и требовала самых суровых мер наказания. А вот властители дум её, интеллигенция, желали совсем противоположного – помилования и примирения! В эти дни и случались знаменитое письмо Льва Толстого к императору и публичное выступление Владимира Соловьева об их полном прощении!

На оба эти удивительных воззвания, на письма к императору сразу же отозвался обер-прокурор Синода К. П. Победоносцев, умоляя правителя России не поддаваться на подобные увещевания о прощении убийц. Он заклинал царя: «Злое семя вырвать можно только борьбой с ним на жизнь и на смерть – железом и кровью!»

Какое решение на этом невероятном перекрёстке мнений и требований мог принять новый правитель России? Его ответ Победоносцеву был красноречиво тверд: «Будьте покойны, с подобными предложениями (О помиловании. – В.Г.) ко мне не посмеет никто прийти и что все шестеро будут повешены, за что я ручаюсь!» Так и случилось, и 3 апреля 1881 года в Петербурге состоялась последняя публичная казнь в России.

Так было. И мы полагаем, что было справедливо. И это с достойным мужеством признал впоследствии один из осужденных по делу «Террористической фракции» движения «Народная воля» – Александр Ульянов, старший брат В. И. Ленина. Он сказал своей матери на последнем свидании: «…что не может иначе, что есть цели выше, чем счастье его матери». А когда Мария Александровна сказала ему, что его средства ужасны, ответил: «Что же делать, если других нет, мама. Надо примириться».

К этой мужественной справедливой фразе мы можем добавить лишь то, что группа террористов, в которую входил Ульянов, совсем не смущалась неизбежными большими жертвами со стороны ни в чём не повинных людей, которые каждый раз происходили при террористических актах. Свои бомбы эти злоумышленники начиняли множеством мелких осколков, шариков, обломков, чтобы достигать наибольшего поражающего эффекта. И хорошо известно, сколько простых, самых обыкновенных людей эти смертоносные устройства покалечили… Что ещё, кроме заслуженной смерти, можно было воздать сеятелям этой смерти? Ничего…

Но возвратимся к годам «закручивания гаек». Что об этом думают мыслители наших дней? Их мнения достаточно разноречивы, но в целом все согласны, что великие реформы Александра II были вызваны глубоким застоем николаевской эпохи, и страна нуждалась в серьёзных изменениях своей жизни. Но могли ли эти изменения совершиться вполне мирно? Очевидно, следует признать, что столь глубокие и масштабные новшества, заявленные Царем-Освободителем, могли быть достигнуты достаточно мирно лишь при очень твердом и даже жестком государственном управлении.

Осуществить таковое правление Александр II не мог уже по своим собственным личным качествам. Ему было не дано установить столь суровый порядок при реализации задуманного, а потому реформы шли при бурном протесте с обеих сторон: и от крайних радикалов, и от крайних консерваторов. Обе стороны российского общества едва не в равной мере не принимали происходящего. А остальное население… А остальное население России в условиях разбушевавшегося, расхлестнувшегося по всей стране террора, в равной мере, было охвачено чувствами боли, ужаса, негодования и полного непонимания того, где же истина и где же выход из страшной мешанины реформ и злодеяний?! Для огромного числа россиян непонятное оказалось едва ли не главной чертой лет правления и гибели Царя-Освободителя. И на таком непроглядном фоне наступавшая эпоха Александра III явилась временем приятных и обнадеживающих действий. Твердость правления сразу и неоспоримо заявила о себе. И, как выражается современный американский историк Д. Схиммельпеннинк: «Это стало периодом мирной передышки». Российский историк А. Боханов развивает эту мысль: «Политика 60-х годов слишком “забежала вперёд”. Ещё цесаревичем Александр III видел разброд и шатания правящих кругов в конце 70-х годов и переживал беспомощность власти против террора. Он сразу же занял твёрдую и ясную позицию, вызвавшую энтузиазм и поддержку многих людей. И как-то сразу прекратились все сетования и недовольства».

Да, Александр Александрович, ещё будучи наследником престола, немало сожалел, что в жизни государства болезненно не хватает проявлений властной последовательности и зачастую вместо плановых уверенных действий наблюдается некая поспешная импровизация.