Александр III. Истоки русскости

Царя-Миротворца мы видим в первую очередь увлеченным хозяйственником. В этом он нам живо напоминает крепкого крестьянина, но который, не слишком разбираясь в финансовых тонкостях, сводит свою бухгалтерию к простым и хорошо понятным для него категориям и, неукоснительно следуя им, ведет своё хозяйство очень исправно. Его не отвлекали никакие идеологические «заоблачные фантазии» о рае на Земле, его не сбивали с толку призывы к быстрому и дерзкому обретению богатства, он с теплой заботой и немалой радостью от малых, но последовательных побед подвигал и подвигал в народ главное Дело своей жизни. Именно так и трудился в русской экономике Царь-Хозяин, Царь-Мужик.

Да, мы представляем Александра III именно таким человеком, с великим интересом и постоянным попечением заботившегося о громадном хозяйстве своей величайшей империи. Она для него, в первую очередь, хозяйство, о котором надо заботиться, в которое надо увлеченно вникать и которое надо защищать и оберегать от всех грозящих ему бед.

Удавалось ли этому Хозяину широко привлекать на помощь себе науку, и насколько он был в этом успешен? Это не легкая для нас тема, но мы посильно обратимся к ней.

Наука в помощь

…Наверно, глава о жизни науки в век Александра III для нас оказывается, может быть, самой трудной частью нашего повествовательного размышления об эпохе этого необычного императора. И начальная трудность заключается даже уже в том, что нерушимо устоявшееся советское представление о нём неприкасаемо характеризует этого правителя не только как глубокого консерватора, но и как крайнего реакционера. (А может при крайне реакционном правителе процветать или хотя бы успешно развиваться отечественная наука?)

Двух ответов на этот вопрос, кажется, никогда не бывало. Общеизвестно: крайняя реакционность другом передовой науке никогда не являлась. А в суждениях об александровском веке более чем веским подтверждением этого являлось, например, жесткое вмешательство Власти в подготовку научных кадров, суровое ограничение (и едва не полная ликвидация) автономии высших учебных заведений. Это действительно так и было, свободомыслие в «кузницах научных кадров» строго преследовалось, правительство весьма опасалось утратить контроль над этими территориями вольного умствования.

Но в ту же самую эпоху в России были открыты тысячи начальных школ – самый первый этап грамотности русских людей. Б. Н. Миронов в своих трудах отмечает, что при Александре III грамотность в России с 17 процентов возросла до 40 процентов и к началу века 75 процентов всех русских детей были грамотными. Это статистическая истина, но элементарное начальное образование и Образованность – явления совершенно неоднозначные. Тем более что большая часть школ, открытых при Александре III, являлась церковно-приходскими, то есть дающие лишь самые азы образования – читать, писать, считать и знать Закон Божий. Но на этом следует несколько остановить ход размышлений и отнестись к сказанному по возможности внимательней.

Очевидно, главным вдохновителем создания широкой сети таких школ являлся К. П. Победоносцев. Он возлагал большие надежды на то, что именно эти учреждения способны оказывать на детей наиболее глубокое религиозное и добронравственное влияние. Обер-прокурор Синода полагал, что это решающе поможет укреплению народной нравственности и в дальнейшем сможет предохранить человека от опасностей опасных общественных влияний. И очевидно, нужно признать, что немалая часть таких школ работала очень успешно и плодотворно, особенно в русской деревне.

А лучшим примером такой успешности, очевидно, могут быть школы В. Н. Сорока-Росинского. Полагаю, что нам здесь будет уместно вспомнить основные идеи этого замечательного русского педагога. Он решительно выступал за то, чтобы школа не только обучала, а и непременно воспитывала. Воспитывала в духовном и национальном направлениях. Он считал, что формирование человеческой личности кроется отнюдь не столько в развитии умственных способностей ребенка, сколько в развитии мира его лучших сердечных особенностей.

Желая ясно выразить эту мысль, он писал: «В человеческой жизни, как в целом, всегда есть мотивы и идеалы, не поддающиеся анализу разума, будучи таинственными и темными силами. Не в хлебе едином жив человек! Педагогика, считающая своей задачей уход за психикой воспитываемых, и должна обратить свое внимание, прежде всего на эти могучие подсознательные душевные силы, а в том числе и на тот комплекс, в котором как-то связаны воля к жизни, национальный инстинкт и стремление к деятельности и творчеству»

К сказанному мы желали бы добавить что Сорока-Росинский, очевидно, был одним из самых первых русских педагогов, пришедших к осознанию великого фактора национального инстинкта. Сегодня об этом факторе говорят как о явлении бесспорном, а в XIX веке при громадном преобладании «западничества» такая мысль являлась глубоким педагогическим озарением.