Ещё будучи Цесаревичем, Александр Александрович часто высказывал желание быть первым покупателем «лучших произведений отечественного искусства», подчеркивая, что имеет цель создать собрание произведений именно российских памятников живописи.
Уже с тех лет пристально следил за собирательством П. М. Третьякова, а став императором, распорядился, чтобы до его визита на выставку с неё ничего не продавалось, каждой раз заявляя, что ведет свое коллекционирование для будущего «Русского музея», то есть делает дело государственной значимости.
И передвижники это высоко ценили. Приоритет его приобретений стали строго выдерживать, а императорского визита ждали, как главного события года и готовились к его приезду. А собирательское соперничество царя с Третьяковым восхищало и обнадеживало их всех, передвижники обрели твёрдую уверенность в том, что достойные работы никак не останутся незамеченными и неоцененными.
Ещё будучи наследником престола, Александр Александрович уже немало соединял увлечённость собирателя с дальновидностью будущего хозяина страны, заботившегося об её искусстве. А «став Государем, он оказывал покровительство передвижникам, способствовал реформированию Академии художеств, созданию художественных школ и новых музеев в столицах и в провинции», – так писал об этом наш современный журнал «Историк» в своём втором номере за 2020 год.
Это верное рассуждение, ведь своё увлечение русской живописью «малообразованный» царь смог перевести в целую художественную политику. И она в первую очередь вызвала громадный рост цен на картины русских мастеров, обеспечивая высокую востребованность их творчества.
Но царь смотрел и много дальше, и много выше. Он заявлял, что «распространение искусства есть дело государственной важности». И это он впервые заявил уже в самом начале своего царствования. Именно он сумел тактично, но решительно вмешаться в затянувшийся конфликт передвижников с Академией и осуществить академическую реформу.
Царь-Хозяин поощрял русское искусство. Старался сблизить позиции и взгляды «академистов» и «передвижников», подчеркивая, что искусство должно быть по своим корням национальным и одним из аспектов его царской художественной политики является создание «Петербургского национального музея».
Он был создан в 1895 году, получив свое замечательное название – «РУССКИЙ МУЗЕЙ ИМЕНИ ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА III». Ныне название более краткое, но не менее красноречивое – Русский музей, национальное постоянство в его имени достойно сохранилось. Оно отражается и в его нахождении: музей с самого момента своего создания располагается в Михайловской дворце Санкт-Петербурга и является одним из крупнейших в мире коллекций изобразительного искусства. И это ведь тоже прекрасный памятник трудам императора – русского коллекционера.
Мне могут возразить, что Романовы едва не все в той или иной мере были коллекционерами произведений искусства. Да, и некоторые заметно поддержали отечественных творцов. Например, в окружении Александра III идеей последовательного покровительства отечественным талантам в живописи был особенно увлечен его младший брат, великий князь Владимир. Он являлся заместителем Президента Академии художеств и неизменно был внимателен к развитию русской живописи.
Но повторим, что особость увлечения Александра III всего ярче проявлялась в его государственном подходе к искусству. Царь-Хозяин и тут оказывался заботливо рачительным и уже сочетал увлеченность произведениями живописи с хозяйской заботой в этом направлении искусства. И этим сумел увлечь самую демократическую часть творческой элиты – передвижников. В их трудах и в их среде воцарился народно-демократический дух. Но! Но, несмотря на это, передвижники глубоко симпатичны Царю-Хозяину. Симпатичны как понятной ему реалистической манерой, так и свойственным им обращением к национальной исторической проблематике.
И мы решимся сказать то, что далеко не каждый наш читатель охотно воспримет: Александр III изо всех российских правителей стал наиболее близким к сути русской народной жизни. Разве он сам не являлся великим тружеником? Разве ему не свойственно было трудиться много и прилежно, а зачастую и с утра до ночи? И разве он не сберегал народные силы, обеспечив им в своё царствование мирную передышку, столь желанную всей России?
Мы полагаем, что передвижники, ещё вчерашние бунтари, оценили Александра III отнюдь не только как ситуационного союзника, а среди них возникало достаточно зрелое понимание соработничества с Царем-Хозяином. При его твёрдой поддержке именно творчество передвижников легко в основу «подлинной национальной школы живописи». Именно тогда расцвели таланты Виктора Васнецова, Василия Сурикова, именно Царь-Хозяин поддержал И. Е. Репина в случае его с «Запорожцами», которых не вполне одобрил даже П. М. Третьяков, находя их слишком «украинизированными»…
А, в конечном счете, недавние бунтари обновили и провели на реалистический путь как всю Академию художеств, так и всё русское искусство.