Александр III. Истоки русскости

Как выдающийся коллекционер и глубокий ценитель искусства Цесаревич стал признаваться всем русским миром собирателей и знатоков произведений живописи. А потом всё это многоликое интеллектуальное сообщество стало сознавать, что Наследник в своём восприятии искусства во многом отличается ото всех своих предшественников, он отдает безусловное предпочтение работам современных мастеров. И в первую очередь – русских. И ко времени вступления Александра Александровича на престол его авторитет как коллекционера был безусловным и всеми признаваемым. Исследователи живописи, например, отмечали, что император очень хорошо различает специфику станкового и монументального искусства, и его оценки весьма основательны.

Александр III искренне и даже трепетно любил мир русской живописи, и тот стал ему настолько близок, что, очевидно, он в нём чувствовал себя не только наблюдателем происходивших в нём процессов, но и в какой-то степени и их непосредственным участником. Очевидна особо важная роль этого правителя в развитии русской монументальной живописи. Ведь до Александра III наши ведущие художники совершенно скептически относились к росписи храмов. Но курс Царя-Хозяина, твердо взятый на развитие и укрепление идейных основ Русского государства, совершил подлинный переворот в их отношении к храмовой живописи. И теперь работа «на церковных лесах» стала не только делом творчески престижным, но и проверкой подлинной меры таланта русского мастера и мерой его гражданской и творческой зрелости.

И одним из лучших примеров этого, очевидно, является творчество В. М. Васнецова. Этот художник, кажется, глубже многих осознал национально-патриотическую значимость такой живописи. О храмовых росписях он отозвался: «Это уже понятие и дело народное, и дело величайшего искусства».

И в этом император Александр III и художник Васнецов были истинными единомышленниками, Царь называл Василия Михайловича «своим любимым художником». И это были отнюдь не только уважительные слова, правитель России лично содействовал широкой популяризации васнецовского искусства. А васнецовские монументальные работы во Владимирском соборе горячо одобрил как прекрасный современный образец русского монументального стиля.

К. П. Победоносцев говорил о Владимирском соборе как о «лучшем памятнике царствования Александра III». И едва ли Константин Петрович здесь что-либо преувеличивал или в чём-то ошибался – этот храм является истинным гимном русской монументальной живописи.

А возвращаясь к творчеству Васнецова, нам следует сказать, что до самого края своих земных дней император очень сердечно воспринимал его произведения. Он планировал поручить Васнецову и роспись храма «На крови», и ряд других особо значимых работ… М. В. Нестеров вспоминает, что в октябре Васнецову был Высочайший заказ: акварелью исполнить эскизы на бумаге образов Спаса и Ипатьевской Божией Матери, родовой иконы дома Романовых. Эскизы были своевременно выполнены. Император был уже очень тяжело болен, но со вниманием осмотрел их и эскизы ему очень понравились. Зная, что конец жизни совсем близок и не надеясь дожить до полного исполнения икон, он велел сами эскизы наклеить на доски, оправить в драгоценные рамы, ими он и благословил сына и его невесту. Эти образа несли и при венчании молодых. Но нам пора сказать, что, будучи душевно обращенным к русской современной ему живописи, Царь-Хозяин был способен понимать искусство широко и многообразно. И он для своей коллекции охотно покупал, например, работы таких очень разных мастеров, как Василий Полеванов (в том числе и его едва не запрещаемые вещи!) и Генриха Семирадского (его блестящие, «несовершенно» академические произведения!).

Говоря о широте взглядов императора на русское изобразительное искусство, советские искусствоведы не редко делали существенную оговорку, указывая на то, что император в своих мыслях был зачастую и весьма реакционен, например, он запретил общедоступный показ картин Николая Ге. Но мы полагаем, что это им было сделано, исходя из общественных интересов. И об этом достаточно убедительно говорят его же слова: «Мы сами ещё кое-как это поймем, но народ… Он этого не оценит, это никогда не будет ему понятно…» Кажется, этим всё сказано достаточно ясно.

Но если мы коснулись конкретного случая – отношения императора к творчеству Николая Ге, очевидно, нам будет уместно посмотреть и на целый ряд других моментов, проясняющих взгляды, оценки и решения Царя-Хозяина относительно современной ему живописи.

…Картину И. Е. Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану» многие оценили едва не как открыто бунтарскую и революционную. Но император купил её без тени сомнения, уплатив громадную сумму в 35 тысяч рублей, неподъемную даже для П. М. Третьякова. Эта была не слыханная до тех дней стоимость одной единственной работы (к тому же, по мнению многих ценителей, едва не откровенно бунтарской…).