Расписание движения императорского поезда составлялось в Петербурге в Министерстве путей сообщения без согласования с руководством местных железных дорог. Тяжелый состав, по замыслу столичных чиновников, должен был лететь со скоростью курьерского поезда. Гигантские колеса расшатывали путь, в любой момент стык рельсов мог разойтись, и катастрофа была неминуема. Начальник царской охраны генерал-адъютант П. А. Черевин приказал гнать, что есть духу, опасаясь срыва графика движения.
«В соблюдении этого условия – моя первая обязанность, – объяснял он следствию. И винил Посьета: – Стоило мне сказать, что ускорение невозможно, и я, в виду опасности, стал бы просить не предпринимать его».
Шереметев не выжил. «Я видел императора на панихиде Владимира Шереметева. Он стоял рядом с императрицей, и стоял притом так, что мощной фигурой своей совершенно заслонял ее от взглядов публики. Это не было случайностью, и в этом опять сказалась утонченность его чувства. Нет сомнения, что императрица более его была огорчена потерею человека, которому она сочувствовала, которого баловала. Но нужно известное психологическое развитие, чтобы оценить, насколько было возвышенно и благородно со стороны государя, что он своими выражениями сочувствия затемнил императрицу и, усилив эту ноту, дал всем понять ее. Черты высшего благородного духа, стоящего выше ничтожества и мелочей житейских, черта истинно рыцарского чувства по отношению к той, которая нуждалась в опоре, которая заслужила право на эту опору, несмотря на легкомыслие и ветреность, служившие ей во вред, но никогда не заслонявшие для нее долга» (
Доклад императору о результатах проведенного следствия сделал председатель комиссии, обер-прокурор Уголовно-кассационного департамента Сената Анатолий Федорович Кони. Предваряя свой отчет, он сразу заявил, что, по его мнению, никаких данных, свидетельствующих о покушении нет. Император перебил его:
– Не беспокойтесь. Я знаю, что таких следов нет и быть не может. Я твердо убежден, что тут нет ничего политического, я увидел это тотчас же на месте.
Доклад длился больше часа. Заканчивая его и отвечая на вопрос императора, в чем же все-таки причина катастрофы, А. Ф. Кони сказал:
– Это происшествие – сплошное неисполнение всеми своего долга.
Александр задумчиво произнес:
– Да, конечно, все, кто виновен, должны подлежать ответственности, невзирая на их положение. Это должно быть сделано.
Последовала серия заседаний Особого Присутствия при Государственном Совете. Но чем чаще собиралось высокое общество под председательством великих князей Михаила Николаевича и Владимира Александровича, тем спокойнее становился тон выступлений. В конце концов, было решено отказаться от направления дела в Верховный суд, ограничиться выговором Посьету «без занесения в формуляр». Великий князь Михаил Николаевич доложил императору об исходе дела.
– Как? – удивленно сказал Александр. – выговор и только? Ну пусть будет так…
«Разумеется, Александр III соединял под своей эгидой огромный клан Романовых, но даже его твердость не могла предотвратить возникновения отдельных группировок и распрей. Центром враждебных настроений был дворец его брата Владимира, женившегося на принцессе Мекленбург-Шверинской, крайне дружелюбно расположенной к кайзеру Вильгельму II и Бисмарку.
“Владимировичи” были умны, артистичны, состоятельны и честолюбивы до ненасытности. Балы, которые устраивала жена князя Владимира, затмевали своим блеском балы в Зимнем дворце. Приемы, которые они давали, отличались особой роскошью. Оба супруга смотрели на Гатчину, как на помещичью усадьбу. Если бы императорская семья погибла, корона перешла бы к Владимиру, и по слухам, император сказал после катастрофы: “Представляю, как будут разочарованы Владимировичи”. Императрице Марии Федоровне удавалось поддерживать хотя бы внешне добрые отношения между обеими семьями. “Я знаю, что мама относилась к “Владимировичам” ничуть не лучше, чем остальные из нас, но я никогда не слышала от нее ни одного недоброго слова в их адрес”» – (
10 марта 1889 года Сергей Юльевич Витте был назначен начальником вновь образованного департамента железнодорожных дел при Министерстве финансов, которое поставило вопрос о выкупе Курско-Харьковско-Азовской железной дороги. Однако главный ее акционер С. С. Поляков успел в начале того же года сбыть 75 000 своих акций во Францию, Бельгию и Голландию. После долгих переговоров, царскому правительству снова пришлось идти на уступки. Разваленная дорога обошлась казне в 7 миллионов рублей.
2 мая на могиле Камчатки был установлен обелиск из красного гранита: «КАМЧАТКА. 30 июня 1883 – 17 октября 1888».
XXXXVIII