Александр Македонский

Македонская знать и армия не решилась обвинить наследника в отцеубийстве. Очень быстро его провозгласили новым царем при полном видимом одобрении со стороны солдат и офицеров. Первым поддержал Александра авторитетный военачальник Антипатр. Молодой царь для начала устранил всех возможных политических противников внутри страны. Было объявлено, что они использовали Павсания в личных целях. Были казнены влиятельные братья из княжеского рода Линкестидов, и лишь один из них – Александр – был помилован, поскольку сразу принес присягу новому царю, а кроме того был зятем Антипатра. Уничтожен был и двоюродный брат Александра – Аминта, которого в свое время обошел в борьбе за трон Филипп II. По приказу молодого царя был умерщвлен Каран – еще один сын Филиппа, родившийся, когда тот не был еще царем, и практически все другие потомки покойного царя по мужской линии (он, как уже было отмечено, был весьма любвеобильным мужчиной). Затем Александр расправился с Атталом и всеми мужчинами его рода[8]. Парменион остался цел, поскольку противодействовал Атталу, когда тот пытался настроить против нового царя армию, и стал одним из первых людей в государстве. По некоторым версиям, именно люди Пармениона выполнили указ Александра – немедленно убить Аттала. Женщин сам Александр не тронул. Эту миссию взяла на себя его жестокая мать, в отсутствие сына приказавшая убить свою соперницу Клеопатру и ее маленькую дочь. Молодой царь по возвращении демонстративно выражал негодование по данному поводу, хотя скорее всего это было сделано с его одобрения.

Известие о гибели Филиппа взбудоражило умы во всей Греции. Подняли голову демократы. Демосфен появился на главной площади Афин в праздничном одеянии и с венком на голове и произнес речь, в которой сказал: «Филипп умер, а этот дурачок – его сын, нам не страшен». В честь Павсания и его «подвига» были проведены благодарственные жертвоприношения. Афины начали переговоры с тогда еще живым Атталом и Персией. В Фивах и Амбракии поднялись восстания против расположенных тут македонских гарнизонов. Этолийцы постановили вернуть на родину тех, кого ранее Филипп приказал изгнать. Большинство крупных греческих полисов отказались признать Александра.

Однако тот показал себя не менее, а может, и более «железным» человеком, чем его отец. О волнениях в греческих городах, он, конечно, узнал своевременно. Отпуская греческих послов, которые присутствовали на траурных мероприятиях, посвященных Филиппу, сын покойного царя предупредил эллинов, что клятвы, которые те произносили в Коринфе в адрес Филиппа, в равной степени относятся и к нему.

Молниеносно собрав армию (благо, регулярное македонское войско тогда было готово к чему угодно), Александр не менее стремительно прорвался по труднодоступным тропам сначала в Фессалию, где его немедленно признали архонтом и гегемоном Эллады. Затем македонские части под его командованием заняли проход в Среднюю Грецию – Фермопилы, в связи с чем его признали дельфийские амфиктионы. Очень скоро Александр неожиданно (для греков, разумеется) появился под Фивами и послал ультиматум Афинам. Полисы даже опомниться не успели, как уже слали льстивые послания, извинялись за то, что не сразу увидели в молодом человеке наследника прав его отца, и собирались на созванный Александром очередной Коринфский конгресс. Они признали нового македонского правителя гегемоном эллинов и перепоручили ему должность главнокомандующего в предстоящей войне с персами. В Фивах опять появился македонский гарнизон. Все это было более чем удачным для Александра началом правления. Практически не пустив в ход оружия, он добился полного подчинения Эллады.

К этому отрезку жизни великого завоевателя относятся и два несколько анекдотических, но тем не менее раскрывающих характер Александра эпизода. Первый – его встреча со знаменитым философом-киником Диогеном[9], произошедшая в Крании поблизости от Коринфа. Философ и царь были своеобразными антагонистами. Первый всей своей жизнью отстаивал идеологию воздержания от мирской суеты, пагубности любых амбиций и желаний – он жил на площади в глиняной бочке, носил рваный плащ и питался отбросами. Второй хотел всего и сразу, был человеком действия. Как образованный человек, воспитанник Аристотеля, а возможно, просто в силу любопытства Александр не мог упустить шанс познакомиться лично с известным всей Элладе обитателем бочки. Предание об этой встрече хорошо известно – македонский царь встал перед лежащим на земле киником и спросил, не нужно ли тому чего-нибудь. На это последовал немедленный ответ: «Немного отойти от солнца». Когда же молодой собеседник сообщил, что хочет завоевать весь мир, Диоген отвечал: «Ты хочешь завоевать то, что мне и даром не нужно». Чуть позже, нисколько, по-видимому, не оскорбленный ответом чудака-философа, царь сказал свите: «Если бы я не был Александром, я хотел бы быть Диогеном».