Александр Македонский: Сын сновидения. Пески Амона. Пределы мира

– Я не пьян, командир, – серьезно ответил солдат. – Там женщины-воины, они построились на возвышении прямо перед нами.

– Я не сражаюсь с женщинами, – важно заявил Леоннат. – Разве что…

– Но у них нет враждебных намерений, – уточнил солдат. – Они улыбались, а та, что казалась главной среди них, очень красивая и…

Он повернулся, чтобы показать царю, где они встретили воительниц, и увидел позади, менее чем в одном стадии, амазонку в сопровождении четырех подруг.

– Пропустите их, – велел Александр и провел рукой по волосам, словно приглаживая их. – Возможно, мы в самом деле попали в края амазонок.

Прекрасная воительница подъехала ближе и спешилась; спутницы последовали ее примеру. Было видно, как остальные в отдалении устанавливают шатер – один среди бескрайней равнины.

Царь с Гефестионом и Кратером вышли навстречу; позади слышался удивленный гомон; среди солдат и по сопровождавшему войско каравану уже расползся слух. Каллисфен, узнав новость, протолкался вперед. Лептину тоже разобрало любопытство, и она подошла поближе, чтобы посмотреть на странное явление.

Царица-воительница уже стояла прямо перед Александром. Она сняла головной убор – нечто вроде кожаного конического шлема с защищавшими лицо загибами, – и все увидели изумительные черные блестящие волосы, заплетенные в длинную косу, доходившую почти до талии.

С виду ей было лет двадцать, и она совсем не походила на знакомый каждому образ великолепной нагой амазонки с барельефов Бриаксия и Скопаса на галикарнасском Мавзолее или с картин кисти Зевксиса и Паррасия на Расписной стое в Афинах. Кроме красивого смуглого лица, все было скрыто. На девушке были синие шерстяные шаровары с красной вышивкой и странный кожаный камзол, узкий в талии и широкий у коленей. На поясе у нее висели меч и фляжка с водой, а через плечо – лук со стрелами, оружие, считавшееся традиционным для амазонок. Но не было щита в форме полумесяца.

Она посмотрела на Александра большими темными глазами и произнесла что-то, чего никто не понял.

Александр повернулся к Оксатру, но перс покачал головой.

– А твои скифы – они что-нибудь разобрали?

Оксатр обменялся с ними несколькими словами, но они знаками показали, что речь воительницы незнакома и им.

– Я тебя не понимаю, – обратился Александр к красавице с улыбкой.

Ему было очень неприятно оказаться перед мифологическим существом, одним из тех, что заполняли его детские грезы, и не суметь обменяться с ним хотя бы несколькими словами.

Она проговорила что-то еще с ответной улыбкой и попыталась помочь себе жестами, но безрезультатно.

– Я ее поняла, – вдруг раздался голос за спиной Александра.

Царь резко обернулся на этот голос:

– Лептина!

Девушка вышла вперед и среди общего замешательства стала говорить с молодой воительницей.

– Но как это возможно? – проговорил Каллисфен, изумленный этим чудом.

Однако в памяти Александра вспыхнула далекая зимняя ночь, когда он проводил с Лептиной время в Эгах, в древнем дворце предков. Он вспомнил, как во сне она говорила на странном, непонятном языке. На плече у девушки была татуировка – такая же, как образ на золотом медальоне, что висел на шее этой амазонки: припавший к земле олень с длинными ветвистыми рогами.

– Такое иногда случается, – вмешался врач Филипп. – Ксенофонт пишет про аналогичный эпизод, случившийся в Армении, когда один раб вдруг распознал язык халибов, совершенно незнакомого ему народа.

А Лептина все говорила, сначала запинаясь, а потом более уверенно; слова выходили из ее уст с трудом, одно за другим, как будто всплывая из скрытых глубин. Александр подошел к ней и, обнажив татуировку у нее на плече, показал молодой воительнице.

– Узнаешь? – спросил он.

Судя по изумленному виду амазонки, она узнала, и этот знак имел для нее огромное значение.

Две девушки продолжили говорить на своем таинственном языке, потом амазонка сжала Лептине руки, посмотрела в глаза молодому чужеземному монарху и направилась к своему шатру.

– Что она тебе сказала? – спросил Александр, как только она удалилась. – Ты из их народа, это правда?

– Да, – ответила Лептина, – я из их народа. Когда мне было девять лет, меня похитила банда киммерийцев. Они продали меня работорговцу на понтийском рынке. Моей матерью была царица одного из племен этих женщин-воительниц, а отцом – знатный скиф, его племя жило близ Танаиса.

– Царевна, – прошептал Александр. – Вот ты кто!

– Вот кем я была, – поправила его Лептина. – Но теперь это время прошло, оно ушло навсегда.

– Это не так. Теперь ты можешь вернуться к своему народу и снова занять подобающее тебе место среди соплеменников. Ты свободна. Я дам тебе богатое приданое – золото, скот, лошадей.

– Подобающее мне место – при тебе, мой господин. Больше у меня нет никого на всем белом свете, и эти женщины для меня чужие. Я уйду с ними, только если ты прогонишь меня.

– Я ничего не заставляю тебя делать против твоей воли. Если тебе угодно, оставайся при мне, пока я жив. Но скажи мне: зачем эта молодая женщина пришла сюда? Зачем разбила там свой шатер?