Александр Меншиков. Его жизнь и государственная деятельность

1710-й год. – Встреча у Красного кабачка. – Внутренняя и внешняя перемена в Меншикове. – Его образ жизни. – Возобновление военных действий. – Темные стороны в характере Меншикова. – Злоупотребления князя. – Первые разоблачения. – Курбатово-Соловьевское дело. – Первая царская немилость. – Новый фавор. – Столкновение с сенатом. – Следственные комиссии над Меншиковым и их результаты. – Причины снисходительности Петра. – Общий уровень нравственности в Петровскую эпоху

1710 год был, по всей вероятности, самым счастливым в жизни Меншикова. По крайней мере, его значение при Петре достигло в этом году своего апогея. Могущество шведов было сломлено, война не требовала уже прежнего страшного напряжения всех сил, Петр мог дать себе некоторый отдых и с чувством полного удовлетворения оглянуться на пройденный путь. И вот, на каком бы моменте этого славного прошлого он ни остановился мысленно, повсюду встречал он своего Данилыча, на каждом шагу вспоминалась его верная служба, его дельные советы, его храбрость и распорядительность. Неудивительно, таким образом, что весь этот год, наполненный почти непрерывными празднествами по случаю одержанных побед, представляет длинный ряд оваций по адресу князя, долженствовавших запечатлеть навсегда в памяти русских его заслуги как главного и достойнейшего из сподвижников победителя.

Отпраздновав Полтавскую победу триумфальным въездом в Москву и целым рядом торжеств, в которых Меншиков всегда являлся народу по правую руку царя (Петр без него не хотел даже вступать в Москву и с неделю дожидался его прибытия в подмосковном селе Коломенском), последний в конце февраля уехал в Петербург, чтобы порадоваться на быстрый рост своего “парадиза”. Меншикову пришлось еще отправиться к Риге, осада которой, порученная Шереметеву, подвигалась вперед очень вяло. Но с приездом князя работа закипела, и Меншиков, исполнив все, что ему было поручено, мог, наконец, вернуться в Петербург, который был и для него любимым детищем, и в преуспевании которого, как писал ему Петр, приглашая его поскорее приехать, он “добрым участником был и есть”.

“Приезд мой сюда зело счастлив, – писал князь жене, оставшейся в дороге, – ибо его величество с особливой склонной милостью принять меня изволили и зело из моего сюда приезду веселится. А сего числа дан мне ордер дацкий Слона; взавтре, понеже день рождения государе, по отправлении извычайного банкета, что будет в новом нашем доме на Васильевском острову, где не оставим и про ваше здоровье выпить...”

Недаром даже избалованный царскими милостями, привыкший к всеобщему раболепству Меншиков видит “особливую склонную милость” в устроенной ему царской встрече. Вот как описывает эту самую встречу датский посланник Юст Юль, участвовавший в ней вместе с послом польским.

“Я выехал рано утром (29 мая) верхом к Красному кабаку (в 17 верстах от Петербурга) навстречу князю Меншикову. Сам царь выехал к нему за три версты от города, несмотря на то, что недавно хворал и теперь еще не совсем оправился. Замечательно, что князь даже не слез с лошади, чтобы почтить своего государя встречею, а продолжал сидеть до тех пор, пока царь к нему не подошел и не поцеловал его. Множество русских офицеров и других служащих тоже выехали верхом встречать князя; все целовали у него руку, ибо в то время он был полубогом, и вся Россия должна была на него молиться. При его приближении к городу ему салютовали 55 выстрелами”.

У того же Юля мы находим еще много других интересных подробностей, свидетельствующих о том поклонении, которым был окружен в то время фаворит. Между прочим, Юль пишет:

“Меня крайне изумило, что Меншиков перед своим уходом поцеловал цариц и что молодые царевны (вероятно, вдова и дочери покойного царя Иоанна) устремились к нему первые, стараясь наперегонки поцеловать у него на прощание руку, которую он им и предоставил. Вот до чего возросло высокомерие этого человека!” – восклицает Юль, хотя по этому поводу можно было бы подивиться и раболепству тех, которые так унижались перед могущественным временщиком.