Александр Одоевский

Но есть поныне горсть людей
В дичи лесов, в дичи степей;
Они, увидев падший гром,
Не перестали помышлять

В изгнанье дальном и глухом,
Как вольность пробудить опять;
Отчизны верные сыны
Еще надеждою полны…

— Мало их осталось, надежд, Мишель!

— Но и без них нельзя!

— Когда мы подъезжали к Ставрополю, то увидели высоко в небе стаю журавлей. Тогда я посвятил стихотворение этим птицам, летящим, как и мы, с севера на юг, — сказал Одоевский. — Теперь же мне хочется дописать к нему еще несколько строк,

Пора отдать себя и смерти и забвенью!
Не тем ли, после бурь, нам будет смерть красна,
Что нас не Севера угрюмая сосна,
А южный кипарис своей покроет тенью?
И что не мерзлый ров, не снеговой увал
Нас мирно подарят последним новосельем,
Но кровью жаркою обрызганный чакал
Гостей бездомный прах разбросит по ущельям.

Глубоко запали в душу Лермонтову эти последние «троки.

В скором времени, покидая Кавказ, поэт напишет в прощальном стихотворении:

…О если так! своей метелью,
Казбек, засыпь меня скорей
И прах бездомный по ущелью
Без сожаления развей.

Их волновали и отношения России с народами Кавказа.

За окном рассветало.

Тверетинов уже возился во дворе с лошадьми.

К переправе подошел сопровождаемый ротой солдат обоз.

Дорога на Тифлис была свободна.

— С богом, друзья!..

7 ноября 1837 года рядовой Александр Одоевский был зачислен налицо в 44-й Нижегородский драгунский полк.

Получив в штабе расписку, Тверетинов простился со своими спутниками и не мешкая отправился в обратную Дорогу.

Тобольский казак спешил в родные края.

В тот же день Одоевский был представлен командиру полка полковнику Безобразову.

— Обживайтесь, князь! — непривычным для ссыльного Одоевского тоном сказал он. — Прапорщик Лермонтов, надеюсь, вам все покажет, познакомит с офицерами, здешним обществом… Ведите себя без всякого принуждения. Разжалованных в моем полку немало — и все они истинно порядочные люди. В России нынче не страдают только дураки и лизоблюды!..

Словами полковника Одоевский был поражен.

— Не любит он государя, — пояснил Лермонтов. — История Сергея Дмитриевича стара и загадочна. Но кое-что все же всплыло наружу. Позже я расскажу тебе о нем. А пока… пойдем ко мне.

Оставшись один, Безобразов долго сидел за столом с опущенной головой, охваченный воспоминаниями.

Варшава… Петербург… Кавказ…

В польской столице корнет лейб-гвардии Подольского кирасирского полка Безобразов пользовался огромным успехом у женщин. Они прозвали его Аполлоном Бельведерским. Красив, остроумен и галантен. После восстания в Польше он благодаря своей храбрости быстро выдвинулся и скоро стал флигель-адъютантом его императорского величества. В Петербурге избалованный офицер влюбился во фрейлину императрицы, княжну Хилкову.

Любовь Хилкова ответила ему взаимностью. Император согласился быть на свадьбе посаженым отцом. И вот венчание в придворной церкви. Приглашенные, музыка, шампанское… О дальнейшем вспоминать не хотелось! Найдя свою молодую жену в государевой спальне, он дал его величеству пощечину…

Неслыханный скандал потряс столицу.

И через три недели Безобразов был отправлен на Кавказ, жена его уехала в Москву.

На Кавказе Безобразов вскоре прославился необыкновенным мужеством в боях. В белой папахе, на белом коне, он ходил в атаки впереди своих линейных казаков. Звали его «казацким Мюратом». Два трудных года на Кавказе, ранение в ногу, орден св. Анны на шее, чин полковника и Нижегородский драгунский полк. Флигель-адъютантские аксельбанты снял он с большим облегчением.

И вот недавно в Тифлисе, на Дидубийском плацу, состоялся высочайший смотр полкам, бывшим в летней экспедиции против горцев. От нижегородцев участвовали в параде четыре эскадрона. Царь ими остался доволен. Но лично командира полка не благодарил. Проехал мимо…

И слава богу!

До глубокой ночи просидел полковник за столом, не в силах справиться с воспоминаниями. А «государственный преступник» Александр Одоевский знакомился тем временем с расположением полка, в котором предстояло ему служить.

— Колюбакин! — представился ему молодой худощавый прапорщик и через минуту добавил: — Слышал о вас неоднократно.

— От кого же? — поинтересовался Одоевский.

— От Александра Александровича.

— Бестужева?

— Да! Я был хорошо знаком с Марлинским.