Александр Пушкин: близкая эпоха

Когда будущему императору Александру было 14 лет, Михаил Сперанский оканчивал Петербургскую Духовную академию (туда направлялись лучшие слушатели провинциальных семинарий России). Окончил ее настолько хорошо, что его немедленно оставили преподавать, причем превращение студента в профессора (математики, физики, красноречия, а чуть позже и философии) происходило тогда на удивление быстро.

Удивительно было еще и то, что в Александро-Невской семинарии изучали высшую математику, физику и французский язык на примере саркастических произведений собеседников царицы – Вольтера и Дидро.

Михаил Михайлович Сперанский родился через 6 лет после дяди Пушкина и всего через 2 года после отца поэта (Сергей Львович появился на свет в один год с Бетховеном), но это был уже человек другого времени, инакомыслящий человек. Сперанский – это водораздел между романтическим неторопливым веком Просвещения и новой эпохой – наполеоновского нашествия, «Евгения Онегина» и «Героя нашего времени», железных дорог, автомобилей, пулемета и взаимного террора.

Михаил Михайлович появился в нужное время в нужном месте. Как раз не хватало таких людей: образованных, честных, схватывающих на лету, приятных в общении и скорых на профессиональную и сложную работу, способных уделять ей по 18 часов в сутки…

По табели о рангах Сперанский будет взбираться с бешеной скоростью, устанавливая фантастические рекорды – как будто он прыгал с шестом, тогда как другим шест для прыжков не выдали.

Полагалось: дистанцию с 9-го класса (титулярный советник) до 5-го класса (статский советник) проходить за 15 лет. Это официальная средняя скорость движения государственного чиновника по карьерной лестнице.

Сперанский проходит эту дистанцию менее, чем за 3 года. Такое никому не только не удавалось, но и не снилось. Причем его никто не толкал, не продвигал. У него не было любящей бабушки с ценными наставлениями и материальными ресурсами, но как раз из него-то и получился требуемый эпохе разносторонний гуманный человек, скорый на ум.

И не только разносторонний, но и независимый: Сперанский станет идеальным чиновником и совершенным ревизором (не он ли должен был приехать у Гоголя после Хлестакова?) – он не брал взяток, чем поражал и шокировал местные сообщества, и первым в России во время ревизий начал лично принимать население с жалобами, до него эта мысль никому не приходила в голову. Более сотни чиновников лишились своих должностей после таких приемов. И если в Европе коллективное ощущение страха связано с приходом викингов или гуннов во главе с Аттилой, то российские чиновники пуще смерти боялись приезда Сперанского.

Один нечистоплотный сибирский чиновник накануне его ревизии (Сперанский на 2 года был поставлен генерал-губернатором Сибири) сошел с ума и умер. А другой в припадке горячки – видимо, чтобы не сгореть от стыда, – бросился в Ушаковку (это правый приток Ангары). Бросился неудачно – был все-таки вытащен из воды полумертвым (даже утопиться как следует не умели чиновники). Правда, вскоре скончался, настояв на своем. То есть неискоренимые взяточники пытались свести счеты с жизнью еще до прибытия Михаила Михайловича – упреждающе.

Страх и ужас наводил первый принципиальный человек, облеченный властью на Руси. И уж конечно, дворяне невзлюбили этого безродного выскочку. Особенно, когда за 2 года до открытия Царскосельского лицея по инициативе Сперанского издаются беспрецедентные указы: один отбирал у придворных право переходить на гражданскую службу с высоким чином[12], другой требовал от всех чиновников 8-го и 5-го класса[13] подтверждения образования. Либо университетский диплом на стол, либо с вещами на ЕГЭ для чиновников! А еще Сперанский начал кошмарить дворянство налогами на их имения…

Такой человек в сто раз хуже и опаснее Наполеона. И хорошо еще, что дело обошлось отставкой и пермской ссылкой. А могли бы и на кол посадить, чтобы знал, на что руку поднимает!

Многие ополчились против Сперанского (еще одно массовое российское ополчение), но главный удар нанес Николай Михайлович Карамзин при ощутимой поддержке любимой сестры императора, Екатерины Павловны. Государственный историограф преподнес императору, гостившему у сестры в Твери, свою «Записку о древней и новой России», где доказывал, что ничего менять не нужно. У нас свой путь, который не приемлет модную западную тройку (конституцию, парламент и разделение властей). Нам ничего подобного не требуется – мы только испортим этим прелесть нашего бытия.