Такому же импульсивному решению друзей по сей день благодарна библиотека католического монастыря Святого Бонифация в центре Мюнхена. Ганс Шоль и Александр Шморель были частыми гостями этого уникального книгохранилища. Когда возникла опасность расформирования монастыря нацистами, друзья были потрясены до глубины души. «И эту библиотеку вы хотите оставить нацистам, святой отец? Никогда!» — воскликнул, по свидетельству тогдашнего хранителя книг отца Ромуальдо Бауэррайса, Ганс. Вместе с Александром они перевезли на велосипедах множество ценных фолиантов из монастырской библиотеки в дом Шмореля. После войны Гуго Карлович передал спасённые таким образом книги назад, в монастырскую библиотеку.
В ноябре в Мюнхене вновь начались лекции. По свидетельству очевидцев тех лет, медицина для многих осталась единственной возможностью хотя бы часть времени отдавать учёбе. Поэтому недовольные военным положением собирались как раз в медицинских ротах. И если власть гестапо полностью распространялась на студенческие аудитории, то казармы служили защитой от вездесущих щупальцев партии. Со временем круг знакомств Шмореля, Пробста и Шоля стал стремительно расширяться. Встречи в доме Шморелей проходили в бурных обсуждениях проблем литературы, философии и идеологии. Политика и современность ещё мало кого интересовали всерьёз. Через своего ульмского знакомого Отля Айхера Шоль познакомился с Карлом Мутом, семидесятилетним католическим публицистом и издателем запрещённого недавно ежемесячника «Хохланд». Занявшись составлением каталога личной библиотеки Мута, Ганс получил возможность встречаться и участвовать в беседах с теологами, философами и писателями, отличавшимися своей оппозиционностью по отношению к правящему режиму. Мут, так же как и запрещённый с 1935 года писатель и философ Теодор Хэкер, с которыми благодаря Шолю друзья имели возможность общаться, оказали огромное влияние на формирующееся мировоззрение «тройки».
Хэкер и Мут отрицали национал-социалистическую идеологию, несовместимую с их философией и этикой, опирающихся на христианскую мораль. Хэкер видел в фюрере олицетворение зла, угрозу христианской вере: «Тот, кому неважна свобода личности или народа, тот может быть только врагом христианства». Несмотря на своё неприятие национал-социализма, на стремление к изменению общества, они, движимые принципами христианства, отрицали насильственные перемены: «Кто возьмётся за меч, тот от меча и погибнет». В доме Мута Алекс и Ганс познакомились с архитектором Эйкемайером, который по работе часто ездил в страны Восточной Европы. От него ребята впервые узнали об отправке тысяч евреев в концентрационные лагеря, об их массовом уничтожении за линией фронта, о «расстрельных» отрядах СС.
По воскресеньям после обеда Алекс бывал у Лило Рамдор. Он приезжал как всегда на своём ржавом велосипеде. «Верный железный конь» мало чем отличался от таких же потрёпанных жизнью велосипедов Лило или Кристофа. Ребята долгое время мечтали о новых средствах передвижения, и Лило как-то долго смеялась, узнав, что Шморель и Пробст за отсутствием денег на такую покупку решили «обновить» свои велосипеды, поменявшись ими. В своих воспоминаниях Лизелотга Рамдор писала, как подолгу беседовала с Александром, как живо они обсуждали интересующие их проблемы — философию, вопросы религии. Часто таким дискуссиям не было конца. Тогда она заметила, что Алекс был очень скромен, всё время старался держаться в тени. Поэтому и узнавала она за чашкой чаю больше о его друзьях — Гансе, Кристофе и сестре Пробста Ангелике. Ганс время от времени приходил посмотреть, как они рисуют. Шоль запомнился Лило как очень молчаливый гость. Он часто сидел с отсутствующим видом, но само участие в процессе, видимо, привлекало его. Во время каждой встречи Алекс приносил какой-нибудь сюрприз: книгу, рисунок, заметку из газеты, свежий анекдот или чай, который любил заваривать сам. Лило помнит, как Алекс доказывал ей, что заварной чайник или кофейник не следует мыть. Он был абсолютно уверен, что уничтожение коричневого налёта на стенках существенно уменьшает аромат завариваемого напитка. Интересно, но это таинство приготовления чая сохранилось в семье его брата, и Герта Шморель тоже лишь ополаскивала чайник чистой водой, оставляя «дух» предыдущих чаепитий на стенках сосуда.