Александр Шморель

Уже в наши дни исследователи деятельности антифашистской группы «Белая роза» долгое время не находили однозначного ответа на вопрос: кто же стоял у истоков? Кто набрался мужества первым написать то, о чём думали остальные? Единственные, кто знал ответ наверняка, погибли под топором палача. Протоколы допросов гестапо были вывезены в Москву, и доступа к ним не было. Книга Инге Шоль — сестры Ганса и Софи, впервые поведавшая миру о деятельности «Белой розы» и ставшая своеобразной «классикой» литературы о студенческом Сопротивлении в годы Второй мировой войны, к сожалению, распространила лишь субъективное и, как потом выяснилось, в корне неверное суждение об авторстве в этой опасной затее. Утверждение Инги Шоль о том, что четыре из пяти текстов листовок были написаны Гансом, а остальные участники группы присоединились лишь позже, не находило документальных подтверждений, но и не могло быть опровергнуто в те годы. Ветер перемен, принесённый Михаилом Горбачёвым и перестройкой, развеял дымку секретности над архивами военных лет. В Москве и Берлине «нашлись» дела членов группы, которые наконец-то пролили свет на истинное развитие событий тех далёких дней. Сопоставление показаний Ганса Шоля и Александра Шмореля на допросах в гестапо, несмотря на попытки каждого взять на себя 66линую часть вины, однозначно свидетельствуют о том, что первые четыре листовки движения Сопротивления «Белая роза» были написаны Алексом и Гансом. Вместе!

Эти тексты появились несколько позже, весной, а пока на дворе стояла зима 1942 года, и Алекс часто пребывал в подавленном настроении. Напомним, что ещё раньше Ганс познакомил его с художником Манфредом Эйкемайером, который постоянно находился в разъездах и потому предоставил ребятам своё ателье для встреч с друзьями и вечеринок. От него Александр впервые услышал о еврейских гетто, о систематическом истреблении людей этой национальности. Все эти рассказы лишь утверждали Шмореля в мысли, что Гитлер и всё его окружение подвержены какой-то особенно опасной форме психоза. Ужасно было то, что множество военачальников слепо следовали приказаниям этих маньяков. А может быть, не так уж и слепо? Быть может, в них проснулось их собственное, ранее старательно прятавшееся от окружающих «Я»? Может, исполнение кошмарных приказов вполне соответствовало их внутреннему пониманию своей роли в истории?

Все, кто встречался в начале 1942 года с ребятами, пытались потом вспомнить какие-либо намёки, штрихи в поведении, которые могли бы, пусть даже косвенно, указать на запрещённую деятельность студентов медицины. При этом кто-то ошибался, придавая несуществовавший смысл высказываниям, взглядам, жестам, с кем-то сыграла злую шутку память, исказив за десятилетия реальные события и факты. И никто теперь не в силах сказать, как это было на самом деле. Годы спустя после окончания войны Лило Рамдор так писала о дне «X»: «Я никогда не забуду, как узнала о первых часах существования «Белой розы». Алекс был у меня дома буквально несколько секунд. Он не стал садиться. Встав посреди комнаты, он начал говорить. Взор его был направлен на меня. Он тихо и не очень связно рассказывал о пассивном сопротивлении и о том, что сделан первый шаг. Алекс был рад тому, что наконец-то было положено конкретное начало. Он хотел знать, что я думаю по этому поводу». Лило напомнила об опасности, которой он подвергал себя, и о неминуемых последствиях подобных действий. Как бы то ни было, но страсть к приключениям, целеустремлённость Ганса и Алекса подвели их к той грани, за которой начинались серьёзные поступки, требовавшие взвешенного подхода, большого личного мужества и неординарности мышления — «Чокнутые?!».